Легендарный Корнилов. «Не человек, а стихия»
Шрифт:
Вторым основанием для предания генерала Корнилова военно-революционному суду могло бы быть обвинение его в явном восстании…
Как видно из положения 110-й статьи в Воинском уставе о наказаниях, находящейся в главе о нарушении воинского чинопочитания и подчиненности, – статьей этой предусматриваются нарушения, направленные против воинской дисциплины. Хотя, согласно 20-й статьи Положения о полевом управлении войск в военное время, Верховный главнокомандующий и находится в исключительном и непосредственном подчинении Временному правительству, однако, комиссия полагает, что это подчинение является только политическим, и дисциплинарных отношений – в смысле воинском – между ними не существует.
Таким образом, действия бывшего Верховного главнокомандующего генерала Корнилова, направленные на изменение существующего государственного строя в России и на смещение органов Верховной государственной власти, должны быть квалифицированы не по 108-й статье Уголовного уложения, а по 100-й статье Уголовного уложения (Речь идет о насильственном посягательстве на изменение в России или какой-либо ее части установленного основными государственными законами образа правления). Высшая мера наказания в этом преступлении – бессрочная каторга.
…Ввиду изложенного и на точном основании закона от 12 июля 1917 года об учреждении военно-революционных судов дело о генерале Корнилове военно-революционному суду не подсудно. Не подсудно оно и военно-окружному или корпусному суду ввиду того, что город Могилев не находится в войсковом районе театра военных действий, а подлежит на общем основании направлению в суд гражданского ведомства после производства предварительного следствия».
Итак, попытка государственного переворота, предпринятая Л. Г. Корниловым в конце августа 1917 года, провалилась. И Керенским, и большевиками он был признан контрреволюционным, а сам Лавр Георгиевич объявлен вне закона. Правда, суд не смог предъявить ему каких-либо существенных обвинений.
Развернутую оценку деятельности Корнилова в этот период дает один из его ближайших соратников генерал-лейтенант А. И. Деникин. Он писал:
«Политический облик Корнилова остается для многих неясным. Вокруг этого вопроса плетутся легенды, черпая свое обоснование в характере того окружения, которое не раз творило его именем свою волю. Верно одно: Корнилов не был ни социалистом, ни реакционером. Но напрасно было бы в пределах этих широких рамок искать какого-либо партийного штампа. Подобно преобладающей массе офицерства и командного состава, он был далек и чужд всякого партийного догматизма; по взглядам, убеждениям примыкал к широким слоям либеральной демократа; быть может, не углублял в своем сознании мотивов ее политических и социальных расхождений и не придавал большого значения тем из них, которые выходили за пределы профессиональных интересов армии.
Корнилова-правителя история не знает. Но Корнилова – Верховного главнокомандующего мы знаем. Этот Корнилов имел более чем другие военачальники смелости и мужества подать свой голос за растлеваемую армию и поруганное офицерство. Он мог поддерживать правительства и Львова и Керенского, независимо от сочувствия или не сочувствия направлению их политики, если бы она вольно и невольно не клонилась по его убеждению к явному разрушению страны. Он отнесся бы совершенно отрицательно в принципе, но вероятно не поднял бы оружия даже и против однородного социалистического правительства, если бы такое появилось у власти и, более того, проявило сознательное отношение к национальным интересам страны. Корнилов не желал идти «ни на какие авантюры с Романовыми», считая, что «они слишком дискредитировали себя в глазах русского народа»; но на заданный ему мною вопрос – что, если Учредительное Собрание выскажется за монархию и восстановит павшую династию? – он ответил без колебания:
– Подчинюсь и уйду.
Но Корнилов не может мириться с
Но напомню, что это оценка А. И. Деникина, который был одним из ближайших соратников Л. Г. Корнилова. Керенский и его ближайшее окружение видели в Лавре Георгиевиче будущего диктатора России, и боялись этого. Другой его соратник, Е. Н. Мартынов, пишет о нем следующее: «В общем-то заурядный генерал. Став Верховным главнокомандующим, превратился в русского «Кавеньяка».
И все же надо признать, что движение, которое олицетворял собой генерал Л. Г. Корнилов, было в России 1917 года единственной силой, способной «предотвратить катастрофу» армии и государства, и поэтому закономерно вызвало воодушевление и подъем духа в среде русского офицерства. Современный историк С. В. Волков отмечает, что, заявив в своем манифесте о том, что Временное правительство «идет за большевистским Советом и потому фактически является шайкой германских наймитов», генерал Корнилов как раз выразил то, что «и так чувствовали и в чем успели убедиться на своей участи офицеры».
После августовских дней в обиходе в народе и в армии появилось новое слово – «корниловцы», произносимое, по словам генерала А. И. Деникина, либо с гордостью, либо с возмущением, однако в любом случае выражавшее резкий протест против существовавшего режима и его политики – «керенщины».
В октябре 1917 года прессой была открыта кампания по реабилитации генерала Корнилова и его сподвижников. Белевский в это время говорил: «Нас называют корниловцами. Мы не шли за Корниловым, ибо мы идем не за людьми, а за принципами. Но поскольку Корнилов искренне желал спасти Россию, – этому желанию мы сочувствовали».
Гораздо прямее и смелее высказывался в те дни И. А. Ильин: Он писал: «Теперь в России есть только две партии: партия развала и партия порядка. У партии развала – вождь Александр Керенский. Вождем же партии порядка должен был быть генерал Корнилов. Не суждено было, чтобы партия порядка получила своего вождя. Партия развала об этом постаралась».
9 сентября 1917 года подали в отставку в знак солидарности с генералом Корниловым министры-кадеты. Победа Керенского в этом противостоянии стала прелюдией большевизма, ибо она означала победу Советов, которые все в большей и большей степени оказывались захваченными большевиками и с которыми правительство Керенского было способно вести лишь соглашательскую политику.
Историк русской революции С. П. Мельгунов отмечает повсеместное развитие большевистских ячеек после неудачи августовского выступления и отмечает, что меры, пусть и вынужденные, что были предприняты правительством Керенского для ликвидации корниловского движения, нанесли смертельный удар идее коалиционного правительства и развязали руки «безответственным демагогам» из лагеря большевиков, призванных Керенским для борьбы против Корнилова.
Л. Д. Троцкий подтверждает выводы С. П. Мельгунова и А. И. Деникина. Он пишет: «После корниловских дней открылась для советов новая глава. Хотя у соглашателей все еще оставалось немало гнилых местечек, особенно в гарнизоне, но Петроградский Совет обнаружил столь резкий большевистский крен, что удивил оба лагеря: и правый и левый. В ночь на 1 сентября, под председательством все того же Чхеидзе, Совет проголосовал за власть рабочих и крестьян. Рядовые члены соглашательских фракций почти сплошь поддержали резолюцию большевиков».