Легендарный Василий Буслаев. Первый русский крестоносец
Шрифт:
Феофилакт вопросительно посмотрел на Андрокла.
Эпарх опять пожал плечами:
– О том не ведаю. Но мой человек…
– Не надо. – Феофилакт сделал запрещающий жест. – Я сам побеседую с этим новгородцем. Завтра же выдай им пропуски в город.
Эпарх исполнил повеление логофета дрома.
Веселой получилась у Василия и его друзей первая прогулка по Царьграду. Дружной ватагой они прошли из конца в конец по Месе, широкой улице, застроенной великолепными многоярусными домами, побывали на рынках и на форуме Константина. Видели мильный столб на площади Августеон, от которого
Куда бы ни шли новгородцы, за ними повсюду незаметно следовали два соглядатая. Хитрый Феофилакт желал знать, имеются ли у приезжих новгородцев знакомые в Константинополе.
На другой день управляющий Серапион привел к Василию горбоносого незнакомца в богатых одеждах и с таинственным видом сообщил:
– Тебя желает видеть сам логофет дрома, несравненный Феофилакт. Вот этот человек проводит тебя к нему.
– Что нужно от меня Феофилакту? – удивился Василий. – Мы даже незнакомы с ним.
– Феофилакт желает познакомиться с тобой, – хрипловатым баском проговорил горбоносый. Он произнес эту фразу на русском языке.
– Ну, коли так, – промолвил Василий. – Я готов сходить к нему.
– Идти не придется, – сказал горбоносый, – у меня колесница.
– А ты неплохо говоришь по-русски, – улыбнулся Василий. – Как тебя звать?
– Архилох, – представился горбоносый.
Фома отвел Василия в сторону и тихо предостерег его:
– Я бы на твоем месте, Вася, не доверял этому «другу». Возьми меня с собой.
– Уж ежели чудской великан ничего со мной не сделал при силище своей звериной, то имовитый грек и подавно мне не навредит, – беспечно проговорил Василий и хлопнул Фому по плечу. – Скажешь Худиону, что он остается старшим вместо меня.
Архилох и Василий ехали в колеснице по многолюдным улицам Царьграда. Посланец логофета умело правил парой золотисто-рыжих лошадей. Там, где было особенно многолюдно, Архилох громко и властно выкрикивал одну и ту же фразу на греческом языке. И людская толпа поспешно расступалась.
«Ого! – подумал Василий. – Похоже, я еду в гости к большой птице!»
В этот знойный августовский день горожане не сидели по домам в душных комнатах. Они гуляли в портиках и тенистых аллеях. Среди нарядных одеяний знатных матрон кое-где мелькали лохмотья нищих и длинные черные рясы монахов, спешивших по своим делам.
Заунывно кричали водоносы с кувшинами на плече, предлагая жаждущим освежиться родниковой водой.
Пешеходов обгоняли разукрашенные кареты, запряженные мулами. Сквозь стеклянные окна резных дверок карет виднелись надменные лица аристократок. Часто проезжали всадники.
Под кровлями портиков размещались столы менял. За небольшую плату менялы разменивали золото любой страны на византийскую монету. Около менял всегда толпились люди, позвякивая мешочками с деньгами.
Архилох остановил
Перед тем как сойти с колесницы, Василий поднял голову кверху, оглядывая причудливые лепные украшения, идущие вдоль карнизов и венчающие полукруглые узкие окна.
Занавеска на одном из окон второго этажа колыхнулась. Из-за нее выглянуло миловидное девичье личико с большими глазами, обрамленное длинными вьющимися локонами ярко-рыжего цвета. Юная незнакомка задержала на Василии любопытный взгляд и скрылась, сверкнув на солнце обнаженным плечом.
Архилох оставил колесницу под присмотром негра-привратника, вышедшего из ворот, и повел Василия в дом.
Сначала они миновали квадратный дворик с фонтаном посередине, затем – тенистую колоннаду, пересекли еще один дворик, обсаженный благоухающими кустами роз и обставленный мраморными статуями обнаженных женщин.
Василий невольно замедлил шаг при виде статуй, нагая красота которых приковала к себе его взгляд.
– Как живые! – удивленно пробормотал Василий, взглянув на Архилоха, и осторожно провел ладонью по белому холодному бедру ближайшей статуи.
– Это копии величайших мастеров древности, – сказал Архилох. – Я вижу, у тебя неплохой вкус, русич.
Дом логофета был обширен, украшен статуями и колоннами. Повсюду бархатные и шелковые ткани занавесок, драгоценные безделушки на полках, изящная мебель, пол застелен коврами.
Феофилакт встретил Василия в просторной комнате, обставленной шкафами и сундуками. В переднем углу стоял стол, заваленный бумажными свитками. Другой стол, поменьше, стоял у окна. На нем были разнообразные яства на серебряной посуде и длинногорлый сосуд.
Феофилакт был одет в длинную тунику-далматику фиолетового цвета и кожаные сандалии с блестящими застежками.
Это был человек чуть старше сорока лет, стройный и хорошо сложенный. В чертах его лица сквозила какая-то мягкость, умные широко поставленные глаза были затенены длинными, как у женщины, ресницами. Темные волосы вельможи были уложены в замысловатую прическу без пробора. От него веяло благовониями, так что Василий поначалу решил, войдя с яркого света в полумрак, что перед ним женщина.
Беседа Феофилакта с Василием проходила в присутствии Архилоха, который служил переводчиком. Архилох стоял за спиной у своего господина, который, как и Василий, сидел на стуле возле стола с кушаньями. Помимо перевода Архилоху приходилось еще подливать вино в чаши собеседников. Судя по его сноровке, это ему было не впервой.
В самом начале разговора, сразу после обмена приветствиями, Феофилакт стал объяснять своему гостю, что за должность он занимает.
– По сути дела, я второе лицо в государстве после императора, – с мягким выговором молвил логофет. – Я ведаю почтой, отправляю во все концы Империи гонцов с сообщениями и приказами. Я также веду переговоры с иноземными послами, принимаю добычу от победоносных полководцев, слежу за благонадежностью подданных. Каждое утро я должен идти на доклад к императору. На совещаниях у василевса или в синклите первое слово всегда за мной.