Легендарный
Шрифт:
– Человечность, что ли...
– Странные вы слова говорите. Как будто и не вернорожденный вы.
Я подошел к нему и сел рядом.
– Видишь, - я указал рукой на многочисленные надписи на броне машины.
– Все это плод десятилетий войн и сражений. Многие гордятся этим, любят показывать свои заслуги всем, чтобы те видели насколько страшны они в бою. Но реальность такова, что заслуги омыты таким количеством крови, что невозможно оправдать ее ничем. Неизвестно кому было страшнее, тому кто видел все это, или тому, кто управлял.
– Вы же бились за Клан.
– Какое-то время да. Но потом все изменилось. Это долгая
Мы разговаривали очень долго. Просто по душам. Он говорил о своих мечтах, откровенничал, как на исповеди, даже не думая, что говорит о сокровенном с человеком не являвшимся для него родным. Это была связь на уровне мыслей, как у отца и сына, как у близнецов, когда один едва подумав, слышит как мысль вслух продолжает другой.
Час.
Второй.
Время пролетело так быстро, что вскоре в боксе стало холодно и мы разошлись каждый по своим комнатам. Я долго думал. Размышлял над будущим сражением, где мне и остальным бойцам из наемнического звена предстояло взять на себя роль мяса. Никитин не особо обрадовался услышанному, но попытался свести все в шутку, заметив, что подобное отношение ему не в новинку.
– Я же тебе говорил не стоит привязываться к нему.
Я посмотрел Лехе в глаза.
– О чем ты?
– Ну, парень... техник, я видел как ты разговаривал с ним, словно сын с отцом.
– Какое это отношение имеет к тому, что нас ждет?
– Самое что ни на есть прямое. Ты становишься слабее. Я же вижу по тебе, как ты все время думаешь, что станет с парнем, если нас всех в следующем бою перемелют в труху. Тебя волнует его будущая судьба?
– Да, - ответил я.
– Что в этом такого удивительного?
– С одной стороны - ничего, а с другой, - он немного задумался, глядя как по взлетной полосе в нескольких сот метрах от жилого комплекса шагают охранники-элементалы, - нам вообще нельзя заводить друзей. Сегодня ты сидишь с ним за одним столом, а завтра его остатки придется соскребать с обожженной земли. Подумай сам, - он хлопнул меня по плечу, - лишние эмоции ни к чему, нам нужны силы, чтобы сражаться.
Я повернулся, поднялся с кресла и прошел вдоль стен.
– Это все возраст.
Леха усмехнулся.
– Ты хоронишь себя раньше времени.
– Не в этом дело, - я прохладно отнесся к его усмешке, - старею и начинаю думать о том, о чем в молодости просто не было времени.
– Правда?
– он отошел от окна и сел в мое кресло, - И о чем же?
– О том, что будет после, - я взглянул на него с упреком.
– Я ведь не соклановец. Священный пул для меня несбыточная мечта. Все вернорожденные сражаются и убивают только ради того, чтобы дать жизнь будущим поколениям воинов. Они умирают с этой мыслью. А я? Я уже много лет живу и сражаюсь вне этой идеи. Мне нужен смысл за который стоит держаться даже в самый тяжелый момент боя. Быть может этот парень и станет им для меня.
Леха подозрительно посмотрел на меня.
– Ты спятил, брат-сиб.
Наступило неловкое молчание.
– Я и не верил, что ты меня поймешь. Может стоит и тебе об этом задуматься, а? сколько нам еще осталось? Сутки, может чуть больше. А там... что там, за той чертой, после которой никто из нас уже не будет стоит и ломанного гроша. Что ты собираешься оставить после себя?
– Память, - твердо ответил Никитин.
– Память, -вторил я ему, - жаль только, что время и войны сотрут ее в порошок, оставив
Никитин нехотя подошел ко мне.
– Ты раздуваешь из мухи слона. Мы не первые в этом мире, перед нами стоит цель возвысить Клан, сделать его самым сильным, чтобы одно только название ввергало в страх и трепет любого противника. Вот наша цель. Мы высшая каста, которой доверили столь серьезную задачу, а ты просто взял и стоптал ее, превратив в мишуру из крови и гильз. Война - это не только смерть, это начало новой жизни. Все самое великое в этом мире поднималось из пепла войны, которое разжигали ее противники. На пепелище, где казалось не могло врасти ничего кроме сорняков, возводились цитадели, города, столицы. Нашими руками творится история. Она омыта кровью, но она священна, посему и мы должны отдавать должное тому, что творим.
Потом она замолчал, отошел к окну и снова посмотрел на длинную взлетно-посадочную полосу.
– У твоего мальчишки был шанс - он им не воспользовался. К сожалению, его инструктор не подарил ему второй, как тебе, поэтому не делай из этого трагедию. Ему нравится то, чем он занимается, вот пусть и продолжает это делать.
– А я?
– А ты, - он слегка повернулся ко мне, - ты лучше подготовься к генеральному сражению. Выспись, ведь вполне возможно сейчас - это будет последний раз, когда мы видимся вживую.
XIX
Это был прекрасный цветущий сад, где девять месяцев в году шло лето, а зима и осень лишь на два месяца заявляли о себе, чтобы потом очень быстро убраться прочь, передав бразды правления самой прекрасной поре года, которая здесь достигла своего апогея. Солнце грело очень мерно, никогда не переходя на жар, от которого хотелось скрыться в тени высоких деревьев, но и не давая холод сковать все живое, поддерживая жизнь на этой прекрасной планете.
В тот день до полудня мы ждали. Султан велел звену держаться подальше от систем идентификации машин, что располагались по периметру охраняемой зоны. Высадившись за несколько дней до операции в восточной части материка, окруженного теплым океаном с двух сторон и омывавшего его теплыми течениями почти весь год, мы засели в ущелье, тем самым избежав обнаружения в случае воздушного сканирования
Задачи перед звеном стояли простые - подобраться как можно ближе к двух космодромам и не давать кораблям заходить на посадку, пока не поступит приказ отойти на безопасное расстояние.
– И все? Больше ничего?
– спрашивал один из наемников, поступивший в звено совсем недавно. Он пришел на замену Майклу, старому вояке, погибшему несколькими неделями ранее после налета на грузовой конвой, и теперь всячески стремившегося поскорее ворваться в бой. Султан лично "купил" его на одном из рынков в Альтуре, заплатив, с его слов, бешеные деньги и теперь ждавшего соответствующей отдачи. Он был груб, мало что понимал в тактике и стратегии войн, которые велись по всей Галактике, но был храбр до безрассудства, порой подставляясь так сильно, что мог умереть в любую минуту.