Легенды авиаторов. Исторические рассказы

Мартьянов Андрей Леонидович

— Какой еще «дом»? — нахмурился Франсуа.

— Народный дом — это театр, созданный в Александровском парке в Петербурге

специально для культурного развития народа. Там проводились концерты, спектакли.

Шаляпин выступал.

— Стала актрисой?

— Вроде того. Участвовала в любительских постановках, танцевала, пела. Там ее заметил

антрепренер эстрадной группы «Фолли Бержер» и пригласил к себе. Она взяла себе

псевдоним — Молли Морэ.

— Практически французский, —

одобрил Франсуа.

Брунгильда допила шампанское. Франсуа заказал еще бутылку и с шиком хлопнул

пробкой.

— За прекрасных авиатрис! — провозгласил он тост.

Брунгильда поддержала.

— Вы остановились на том, что Голанчикова стала актрисой, — напомнил Франсуа. — От

сцены до неба далековато.

— Не очень. По крайней мере, в десятом году. На Коломяжском аэродроме открылась

Первая русская авиационная неделя с участием «королей воздуха». Молли Морэ была в

полном восторге. Кругом только и говорили, что о полетах. Голанчикова как актриса была

популярна и легко знакомилась с людьми.

— Мадемуазель, — серьезно проговорил Франсуа Ларош, — вы все-таки исключительно

плохо знаете мужчин. Разумеется, красивая женщина легко знакомится. Это заложено в ля

натур.

— Вы невозможны, Франсуа. Я говорю о важных вещах, а вы шутите.

— Я никогда не шучу с ля натур, — заверил Франсуа.

Брунгильда махнула рукой.

— Вы — большое дитя и с вами нельзя говорить как со взрослым... Голанчикова

восхищалась «людьми-птицами», но больше всего — Михаилом Ефимовым, бывшим

электромонтером и велогонщиком. Он тоже был от нее в восторге. Наконец она его

уговорила, и он покатал певицу на самолете.

— Я догадываюсь, что было дальше, — кивнул Франсуа.

— Да. Всю зиму молодая актриса копила деньги, а весной 1911 года поступила в летную

школу «Гамаюн». Вертелась, как белка в колесе: репетиции, концерты, аэродром. Ей было

двадцать два года, она все успевала. У нее обнаружились исключительные способности к

летному делу: точная координация движений в полете, чуткое понимание техники! Она

сажала самолет так, словно это была не многопудовая машина, а легчайшее перышко.

Наконец 9 октября 1911 года Любовь Голанчикова получила диплом номер 56. Он давал

ей право летать на самолетах типа «Фарман». Сбылась мечта — она стала авиатрисой!

— Из актрис в авиатрисы, — произнес Франсуа, пробуя эти слова на вкус. — Еще

шампанского, мадемуазель?

— Пожалуй. — Брунгильда рассеянно смотрела на своего собеседника сквозь бокал. — И

знаете, о чем она мечтала теперь? Поступить на авиационный завод, где требовались

летчики-сдатчики. То, что мы сейчас называем «испытателями». Но уж конечно ей

вежливо

отвечали, что полеты — неподходящее занятие для особы женского пола.

Поэтому она занялась спортом.

— Во Франс спорт — дорогостоящее дело, — заметил Ларош.

— В России тоже, — кивнула Брунгильда. — Нужно было иметь собственный аэроплан

— ну, для начала. А еще деньги для переездов, для аренды ипподрома...

— Простите, мадемуазель, ипподром — это ведь место, где выступают лошади? —

перебил Франсуа.

— В те времена — и самолеты. Хорошая посадочная площадка, — объяснила Брунгильда.

— А еще нужно было платить жалованье мотористам, ремонтировать аппарат... Но

Голанчикова рискнула. Она бросила сцену и начала выступать на «Фармане», показывая

чудеса в воздухе. В Риге публика показала себя во всей красе: какой-то идиот из числа

«даровых зрителей» просто ради любопытства бросил в самолет палку. Голанчикова упала

вместе с аппаратом и получила тяжелые ушибы. На Второй военный конкурс аэропланов

в Петербург, где собрались летчики и конструкторы с новыми машинами, Голанчикова

прибыла, опираясь на палку.

— Думаю, она опять имела успех, — вставил Франсуа Ларош.

Брунгильда искоса посмотрела на него:

— Да уж, имела. Смогла полетать на самолетах нескольких типов. Ей охотно показывали

новые машины, позволяли подняться на них в воздух, испытать аппарат после

регулировки или ремонта. В те времена интуиция часто заменяла приборы, а у

Голанчиковой она была исключительная. Она точно умела определять недостатки,

присущие тому или иному самолету. Конструкторы начали прислушиваться к мнению

этой удивительной девушки.

— Сейчас должен появиться прекрасный принц! — вздохнул Франсуа Ларош, в третий

раз наполняя бокалы. — Выпьем за прекрасного принца!

— Это был Энтони Фоккер, поставлявший во время войны самолеты немецкой армии, —

сказала Брунгильда. — Довольно одиозная личность. Богатый голландец, помешанный на

самолетах. В те времена — новатор авиационной техники... и невероятный красавец. И

вдруг он просит фройляйн Голанчикову полетать на его новом аппарате и высказать свое

мнение.

Франсуа Ларош вынул носовой платок и обмахнулся, всем своим видом показывая

безразличие к персоне Энтони Фоккера.

Брунгильда не обратила на эту маленькую демонстрацию ни малейшего внимания.

— Вот Голанчикова взлетает на новом фоккеровском «пауке»... Делает круг над

аэродромом... И тут аппарат кренится влево. У Фоккера щемит сердце: русская фройляйн

сумасшедшая и угробит его драгоценную машину! И тут машина выравнивается...