Легенды и предания Шотландии

Лишь сравнительно недавно непритязательные истории, рассказываемые сельскими жителями, стали предметом изучения и к ним начали применяться научные методы и терминология. Несомненно, человеческие знания стали обширнее и богаче, ведь для нас открылась чрезвычайно любопытная область для исследования, и был пролит свет на многие сопутствующие проблемы, зачастую более важные, чем сам предмет изучения. Но разве одновременно с приобретением знаний мы не наносим, благодаря применяемым методам, ущерба самим историям? Классифицированные, табулированные, получившие научные наименования, они уже не те самобытные и свободные произведения самой природы, которые мы знали и любили. Они стали, если можно так выразиться, коллекцией бабочек под стеклом, гербарием, составленным из засушенных листьев и цветов. Нет никаких сомнений в том, что они все еще очень интересны и в высшей степени познавательны, но поэзия, блеск, некий волшебный аромат,

естественность – все это в значительной мере оказалось утраченным. Тогда, должным образом признавая важность трудов ученых фольклористов и мифологов, значение которых я вовсе не собираюсь приуменьшать, разве не можем мы сегодня изучать эти истории с другой точки зрения, самой простой и очевидной – я имею в виду точку зрения рассказчика? Хочется верить, что еще не пришло время, когда старые предания, рассматриваемые как интересный рассказ безо всякого научного анализа, утратят свое очарование. Тот факт, что среди нас все еще есть люди, для которых будет настоящей личной потерей, если их заставить поверить, что идеальный герой их детства, героически павший на поле сражения, на самом деле является мифом или аллегорией. Сила ранних ассоциаций чрезвычайно велика, поэтому я предлагаю рассматривать сказки и предания шотландских сельских жителей просто как старинные истории, рассказанные в кругу добрых друзей и знакомых.

Конечно же у многих народов, ведущих примитивный образ жизни, существовало устное народное творчество. Люди из поколения в поколение передавали друг другу сказания, и шотландцы, естественно, не были исключением. Кэмпбелл, писавший тридцать лет назад, утверждает, что в его дни практика устного рассказа еще существовала на отдаленных западных островах Барра, где долгими зимними ночами люди собирались вместе, чтобы послушать тех, кого они считали хорошими рассказчиками. Несколько раньше в Пулеве (Росшир) существовал такой обычай: молодежь собиралась вечерами, чтобы послушать стариков, которые рассказывали истории, услышанные от их отцов и дедов. Здесь, а в более ранние периоды и в других частях страны, желание людей услышать новый рассказ удовлетворялось путешествующими с места на место коробейниками, бродягами, странствующими музыкантами, артистами и, кроме того, сапожниками и портными, которые привыкли ездить по малонаселенным районам страны, останавливаясь на фермах, где, занимаясь шитьем одежды или обуви, они развлекали хозяев занимательными историями.

Прибытие рассказчика в деревню всегда было важным событием. Как только об этом становилось известно, в дом, где он поселился, начинали стекаться люди, и очень скоро все доступные места – на скамьях, столе, кровати и даже на полу – оказывались занятыми. После этого в течение нескольких часов рассказчик, как знаменитый актер на сцене, безраздельно завладевал вниманием публики. И сам рассказчик, и его слушатели бурно проявляли свои эмоции. Публика могла в один момент находиться на грани слез, но уже в другой – разражаться веселым хохотом. Кстати, многие слушатели твердо верили в правдивость рассказанных историй, которые, вне всяких сомнений, оказали заметное влияние на шотландскую литературу.

Во время своей поездки по островам Кэмпбелл, являющийся для меня непререкаемым авторитетом в подобных вещах, посетил одного из старых рассказчиков. Это был очень старый человек, живший в грубо сколоченной хижине на берегу Саут-Уиста. Кэмпбелл в деталях описал свой визит. В хижине была только одна комната. Очагом служил костер на полу, а дымоходом – отверстие в крыше над ним. Воздух был густым от плотной завесы дыма, а балки украшены гирляндами сажи. Старик владел приемами опытного рассказчика. В нужных местах он делал паузы или посмеивался, словно старый шкипер, и доверительно клал свой морщинистый палец на колени слушателя, переходя к самым ужасным сценам. Рядом со стариком стоял маленький мальчик, одетый в килт, который не сводил глаз с изборожденного морщинами лица и, казалось, жадно впитывал каждое слово. Во время рассказа в хижину зашли трое путников, немного послушали и пошли дальше. Дневной свет скудно струился через дымовое отверстие в крыше, еле освещая немудреную домашнюю утварь, дорожку в голубоватом дыму, и падал на седые волосы и коричневое морщинистое лицо старика, сидевшего на низком табурете у огня. В углах дома и под закопченной крышей клубилась тьма.

Полагаю, теперь можно перейти от личности рассказчика к самим рассказам. Вероятно, самыми характерными шотландскими сказаниями являются истории о героях и великанах. Короткие сказки посвящаются бессловесным животным, которые наделены даром выражать свои мысли. У шотландских горцев таких историй великое множество. Сельские жители, живущие близко к природе, могли понять и оценить характер животных, отнестись с симпатией к их борьбе за существование. Некоторые из нравоучительных басен, в которых воплощены это знание и любовь, определенно содержат параллели с человеческим обществом.

Следующий класс историй демонстрирует более высокий полет фантазии. И не следует предполагать, что воображение не является характерной чертой

множества представителей шотландского крестьянства. Возможно, оно проявляется лишь в простейших формах – в именах, которые они дают природным объектам или местам, наделенным какой-то удивительной природной чертой. У горцев гэльские географические названия нередко бывают весьма сложными и тщательно продуманными. Собственно говоря, у жителей равнин тоже. Водопад в холмах Селкиркшира, где вода падает по склону и разбивается в белую пену среди скал, называется Хвостом Серой Кобылы. Два одинаковых холма-близнеца в Роксбургшире с красиво очерченными вершинами были названы Сосками Девы. Перистые облака крестьяне называют «козьей шерстью», явление северного сияния рыбаки Шетлендских островов именуют «веселыми танцорами», Плеяды – «мерцающими», а созвездие Орион с его звездной подвеской, словно свисающей с пояса, – «королевской мерой» или «рулеткой». Вредную пену, которая прилипает к стеблям растений в середине лета, метко прозвали «плевком ведьмы». Я думаю, в этом стремлении давать всему свои названия и есть корни поэзии. Кстати, на шотландских долинах сельские поэты и рифмоплеты вовсе не являются необычным явлением. Не чураются крестьяне, давая названия окружающим их предметам и явлениям, и ссылок на литературу, если точнее, то на единственную книгу, получившую у них всеобщее признание. Например, у рыбаков восточного побережья черная отметина под жабрами трески – это «палец Питера», а крупное растение, обычно встречающееся на кукурузных полях, листья которого покрыты странными туманными пятнами (кажется, у ботаников оно называется Polygonum persicaria), жители приграничья называют «цветком, растущим у подножия креста».

Вероятно, самые яркие мыслители у народа, имеющего и своих философов, и своих мечтателей, находятся среди пастухов-горцев. И главным образом именно благодаря инициативе одного из этих пастухов мы сегодня можем мысленно проникнуть в царство фантазии – страну фей-ри. Джеймс Хогг, пастух из Эттрика, был одним из тех простых людей и вместе с тем гением, которые иногда в истории литературы дают разрозненным мыслям, фантазиям и преданиям постоянную вещественную форму. Ни один человек не писал так блистательно о фейри.

Хогг родился около 1770 года в шотландской Аркадии – Эттрикском лесу, где в фейри верили дольше и сильнее, чем где-либо еще. Когда он был юношей, в его душе загорелся огонь состязания, а зажег его поэт Бёрнс. Бродя со своими овцами по затерянным в холмах пастбищам, он всегда носил с собой рог с чернилами. Так Хогг научился писать и изложил свое первое стихотворное произведение на бумаге. Считается, что во время одного из своих странствий он однажды уснул на покрытом мягкой травой склоне холма и ему приснилась Килмени, образ которой он навеки сохранил в своем сердце.

История Килмени – это история юной поэтичной девушки, любившей и ценившей уединение, которая как-то раз, гуляя в сумерках, как всегда одна, исчезла в небольшой долине между холмами. Друзья долго искали ее, сначала с надеждой, потом в отчаянии. Но не было найдено ни одного следа. Прошли годы, тайна исчезновения Килмени оставалась неразгаданной, но по прошествии семи лет, в таких же сумерках, она неожиданно вернулась домой. Оказалось, что Килмени была унесена феями, с которыми провела последующие семь лет. Но даже в волшебной стране фейри ее сердце тосковало по дому, и, когда прошло семь лет и феи были больше не властны удерживать девушку против ее воли, она предпочла отказаться от жизни, полной удовольствий, которую вела среди них, и вернулась домой. Таково краткое содержание истории, но это лишь часть поэмы. Ее очарование – в изысканном стиле и мелодичности стиха, в описании сумеречного мира, мира теней – страны, где все забывается, в восхитительном владении словом и удивительно точном выражении чувств. В произведениях пастуха-менестреля из Эттрика тонко и вместе с тем осязаемо присутствуют феи, и можно подумать, что опыт, которым предания наделяют Томаса Рифмача, разделил и этот поэт, живший уже в иное время.

В английских преданиях рассказывается о феях, которых видели на зеленых лужайках в сумерках или при лунном свете, о помощи, оказанной феям смертными людьми, за которую последние были сполна вознаграждены. Аналогичные сказки существуют и у шотландского крестьянства. Но не такие легкие, грациозные и безобидные создания близки по духу гению шотландской нации. Этот гений, по существу, мрачен, хотя и не лишен грубоватого чувства юмора, ему ближе темнота, чем свет. Враждебный характер природы, ее постоянство в сравнении с временным характером человеческой жизни, ее превосходство в непрекращающейся борьбе с ней человека, борьбе, в которой он отстаивает свое право на жизнь, получая временные пустячные преимущества, при этом признавая с самого начала, что ведет неравный бой – все эти факторы, как и бесплодная земля и суровый климат, насильственно навязали особые свойства воображению шотландского народа, и оставили глубокое впечатление. Борьба пастуха за собственную жизнь и жизнь своей отары против силы и холода слепящей метели – более характерная для шотландцев картина, чем видение Джеймса Хогга, заснувшего на зеленом холме и увидевшего сон о волшебной стране.