Легенды Ицкарона. Сказка о пропавшей жрице

Лисочка С.

— Подождите. Так получается, она не сама Лару в проводники выбрала?

— Нет, конечно! Это сказка сама так решила. С теми затратами силы — хорошо, что хоть так получилось. Лара-то мало того, что чужеземка, так еще и утонуть должна была или от рук пиратов погибнуть. Только такую История и могла пропустить.

— Забавно получается.

— Что, простите?

— Я потом объясню. Вы рассказывайте.

Голос с улицы сообщил, что до замещения осталось три часа. Огния, зная, что теперь сирена будет звучать каждые десять минут, прикрыла окна, чтобы шум не мешал беседе.

— А что еще рассказывать? Лара меня к мавзолею и

отвела. Очень у нее хорошо получилось.

— О. Уже не Анири, уже вас?

— Сложный вопрос. Лара мне это имя дала, тогда я и появилась. Но окончательно я Огнией стала, наверное, когда она убила Анири-демоницу.

— Так там, у мавзолея, это не фокус ваш был какой-то?

— Я не знаю, что это было. Стояли, беседовали. Лара из лука целилась. Ну не любила она демонов — понятно, а Анири ее еще и немножко обманула. Мы почти договорились миром разойтись, во всяком случае, мне так показалось. А потом раз — и стрела в сердце. Знаете, как обидно было? Ведь мне Лара нравилась очень, она меня языку ицкаронскому учила, мы охотились друг для друга, мы, что называется, в одной норе ночевали. Я думала, мы подружились. А потом — стрела. Ну как так можно?

— Но вы все же не умерли.

— Я-то — нет. А вот Анири-демоница — умерла. Я тогда очень удивилась, не думала, что такого демона, как Анири, можно простой серебряной стрелой убить. Не нежить все-таки, а какой-никакой архидемон! Это потом уже, тут, в Ицкароне, я на старую легенду наткнулась, в которой говорится, что стрелы Луни обладают очищающим действием.

— Никогда не слышал о такой легенде. Более того, и Лара, кажется, ее не знала.

— Да? Хм.

— Ладно, не важно. Дальше что было?

— Дальше? Очнулась я как раз в тот момент, когда из мавзолея одержимая вырвалась. Тут Атай очень некстати появился, так та его прямо у меня на глазах разделала. Не его самого, конечно, а ту часть, что он в статую поместил. Подчистую уничтожила. Но и сама значительно ослабла: божественная сущность добрую часть Черной Пагуби в ней изничтожила.

— И вы ее сожрали? — спросил Энжел.

Огния улыбнулась.

— Нет. Анири бы это сделала, да и я, что греха таить, намеревалась. Но вот подошла к ней… и не смогла. Посмотрела на нее — израненную, измученную — и не смогла. А уж когда она глаза открыла и о помощи попросила…

Прежде чем задать следующий вопрос, Энжел попытался максимально взять себя в руки и успокоиться.

— Кто она была?

Кого другого его равнодушный ровный тон и обманул бы, но Огния прекрасно поняла состояние жреца.

— Сдается мне, — сказала она, лукаво посмотрев на Энжела, — вы не хуже меня знаете ответ на свой вопрос.

Энжел неловко кашлянул, а Огния чуть кивнула и улыбнулась.

— Я скорее хотел спросить, кем она была до…

— А-а… Она плохо помнила свое прошлое. Первое время даже имя свое настоящее не могла назвать. Я ей другое имя придумала — за черные волосы, глаза и крылья. Потом, постепенно, она начала вспоминать, но как-то все фрагментами. Вроде как из другого мира она, из народа, который называет себя фойрэ. Ее там убили… друзья. А она не умерла, а одержимой стала. Путаная история, за достоверность которой она и сама толком поручиться не могла… Меня-то больше всего интересовало, каким это она образом умудряется разум сохранять, когда внутри — Черная Пагубь плещется. Даже демоны голову теряли, а она себя прекрасно контролировала.

Энжел зачем-то посмотрел

на свою правую руку, словно желая убедиться, что ногти на ней хорошо острижены, медленно сжал и разжал пальцы и криво усмехнулся.

— Чтобы одержимость как-то проявилась, ее сильно разозлить надо было, — продолжала Огния, с любопытством поглядывая на Энжела. — Правда тогда она очень жестокой и жесткой становилась. Мы с ней как-то разбойников встретили, они, кроме как ограбить, еще и поразвлечься хотели. Ох, как она их отделала… бррр… вспомнить страшно. Анири-демоница, по сравнению с ней, мне милой ласковой зверушкой показалась. А когда успокоилась и в себя пришла, как она плакала над тем, что от них осталось…

— И вы вместе отправились в Ицкарон?

— Да. Анири давно хотела там побывать, а мне Лара про него очень вкусно рассказывала. Про театр… Мы, правда, не сразу пошли. Сначала в Лутоме задержались, потом у кочевников немного. Я ее языку учила, и вообще всему, что может в жизни пригодиться. Между прочим, это я ее с сэром Джаем познакомила. Ну как познакомила? Он за мной явился едва ли не в первый же день, когда мы в Ицкарон пришли — от меня еще какое-то время демоном пахло. Джай меня оглушил каким-то своим нуранитским фокусом, и чуть на шапку не пустил, а она за меня заступилась: бросилась под руку и рассказала ему, что я была жрицей Анири до того, как та стала демоницей. Ну и некоторое время после. Я-то сама ей так и представилась, памятуя о том, как Лара отреагировала, когда я призналась, кто я есть. Тогда Джай ко мне пристальнее присмотрелся и признал, что я действительно не демон. Извинялся потом. Передо мной и перед ней. Так слово за слово, и…

Огния улыбнулась, Энжел — тоже.

— К слову, о Ларе. А почему вы не вытащили ее из мавзолея? Не смогли?

— Я и не пыталась. А какой был смысл ее вытаскивать? Она же погибла, когда одержимая вырвалась. Чтобы похоронить? Мне как-то и в голову не пришло, тем более что я не очень-то представляла, как внутрь мавзолея попасть. Будь там одержимый, я бы, конечно, нашла способ проход открыть. Но ради похорон убийцы Анири…

— А если я вам скажу, что одержимых в мавзолее было двое, а вырвалась только одна? А если я скажу, что Лара Уиллис не умерла тогда?

— Вы шутите?

— Увы.

— Пууууууу, — протянула Огния и даже приподнялась со стула. — Как неудобно получилось…

— И она тридцать лет просидела в мавзолее, рядом с саркофагом, в котором был заточен одержимый — последний жрец вашего приятеля Шу Цзы. А выбраться самостоятельно не могла.

Целый калейдоскоп эмоций отразился на лице у Огнии: и неловкость от того, что ее… нет, не ошибку — скорее оплошность — заметили, и сочувствие Ларе, просидевшей столько времени в заточении, и некоторое злорадство в отношении человека, пустившего в Анири стрелу, и что-то еще, чего Энжел, хотя он и считал себя неплохим физиономистом, расшифровать не мог.

— В конечном итоге, мы освободили ее, — сказал он, — при этом Пу поглотил одержимого, и нам пришлось его уничтожить.

На лице Огнии промелькнуло что-то похожее на скорбь по старому знакомому, но эта скорбь была смешана с чем-то похожим на радость или, быть может, с облегчением, по поводу освобождения Лары и злостью на себя за то, что ее ошибка — да, именно ошибка! — привела к таким последствиям.

— Так она жива? — спросила Огния, усилием воли погасив на своем лице все это многообразие переживаний.