Легенды Краснопресненских бань

Морозов Владимир

Однако с ребятами выпили, потом сели в новую машину, она была без номеров. А выпито уже четыре бутылки шампанского и водки. Я еду, ничего не вижу, Шурик сидит рядом. Ехать 450 км до Москвы. Вдруг Саша мне говорит: «Стоп!» Я удивился — ведь мы только выехали! Спрашиваю: «Зачем?» А он: «Колодец! Пить хочу». Остановились, пьем коньяк, запиваем водой из колодца. Это надо было видеть! Выпиваем — запиваем. Потом он садится за руль. Через три километра — опять колодец рядом с деревней. Короче говоря, мы у всех колодцев останавливались, пока четыре бутылки коньяка не выпили.

Въезжаем в Москву. А у нас нет номеров, только какая-то проездная бумага. Нас сразу остановила ГАИ. А я за рулем как раз был. ГАИшник смотрит на нас строго: «Ну, что, приехали?». А у нас машина запотела, мы вдугаря — это даже мягко сказано. А я ГАИшнику говорю: «Ты что Рогулина не узнаешь?!» Они увидели Сашку — и обалдели. Предлагают: «Может, вас довезти?» Я отказываюсь: «Нам тут рядом, осталось 300

метров», а сам пьяный. Какие 300 метров! Мы же только в Москву въехали! В общем, уехали. И решили немного поспать в Серебряном бору, прямо на песке. Утром встаем в 6 утра. Я спрашиваю: «Саш, что делать? Ведь Люда ждет нас давно. А мы вдугаря». И предлагаю: «Поехали в Мошковские бани!» В бане выпили только четвертинку на двоих. И сразу стало легче! Через час звоним, и я докладываю Саше Рогулиной: «Люда, мы только въехали в Москву, через 25 минут будем, машина белая, как ты просила». А та уже накрыла стол, ждет нас и машину. Тогда, в 1973-м, получить машину было большим счастьем. В итоге, приезжаем, а она смотрит на нас, — мы оба еле на ногах стоим. Вот такой был цирк!

Хлебосольная Молдавия

А однажды поехали мы в Молдавию (сейчас республика Молдова. — Авт). Там проходила декада Российского искусства. Приезжаем мы в Кишинёв таким составом: Стрельченко, Зыкина, Кобзон, Ротару, Пугачёва и я руководитель ансамбля. Но нам вдруг говорят: «Вы поедите на север республики». Я возражаю: «Мы же только в Кишинёв прилетели». Не хотелось на север! Для нас, артистов, север всегда было нехорошим словом. Но выяснилось, что на юге Молдавии 38 градусов тепла, а на севере — 37 градусов. Вот такой, оказывается, у них «север».

Мы садимся в автобус с ансамблем. Приезжаем на место, нас встречает ансамбль девочек с вином и хлебом. Прекрасно! Мы выпиваем вино, едим хлеб. Думаем — все, пора за работу. Но тут местная администрация заявляет: «Это была разминка, а сейчас мы вас приглашаем по-настоящему». А по-настоящему это было так — мы садимся за стол, и сверху вишни висят, и на столе огромные груды вишни. И первый секретарь встает и говорит речь про дружбу между «младшим братом» (Молдавией. — Авт.) и «старшим братом» (СССР. — Авт.). В итоге мы выпиваем всё, что только можно, коньяк «Аист» лился рекой. Теперь думаем, что всё, пора работать. И тут встает второй секретарь и говорит: «А вот теперь мы через пять километром переедем ко мне». Мы переезжаем туда, и там хлопаем коньяка. И все начинается по новой. И там мы, наконец, понимаем, куда мы попали! Какая к черту декада! Короче говоря, нажирается весь наш ансамбль. А все и это происходило в первой половине дня. А вечером-то концерт! Но мы, артисты, крепкой выдержки. Вечером выходим на сцену, славим Молдавию. В общем, концерт проходит нормально. Но и тут ничего не заканчивается. После выступления мы едем на какой-то остров. А там столько еды и выпивки, что уже смотреть на нее не можем! Какая клубника, какая черешня, какая икра, какая рыба?! Всё, наелись-напились! Утром мы встаем. Встречают нас со скрипкой, опять вино с хлебом, выпивка. И тут я строго приказываю: «Нет, мы пить не будем». Но знаю, что вообще-то мы уже начинаем выдрющиваться, потому что вчера нажрались сходу. В общем, пьянка длилась 15 дней! Так прошла наша декада русского искусства в Молдавии. А я помню, что всем девочкам там дарил кружева. Вот такая была у нас чума!

Подпрыгнул — заработал

У меня в ансамбле была проблема: как платить музыкантам, когда они работали на сольных концертах? Ведь им перепадали копейки. Надо было что-то придумать. Вот, например, музыкант получает 15–20 рублей, а концертов — два в день, остальные идут в фонды местной филармонии. Что сделать, чтобы больше платили? И я нашел выход: «Ребятки, сейчас Шура будет петь песню «Кадриль», а вы чуть-чуть потанцуйте рядом. Просто сделайте два раза ногой». Они сделали кадриль. Я иду к директору и говорю, что мои артисты танцевали — и он платит еще сверх четверть их зарплаты! Потом я своим ребятам советую: «А ну-ка, теперь подпойте «Кадриль». Они подпели — и директор ещё накинул 15 рублей! Потом — ещё 15. И так набирались моим людям очень хорошие деньги. А что делать? Приходилось так вертеться. И музыканты это ценили, и мы были одним из самых лучших ансамблей.

Не наш человек — расплатись

Был случай с художественным руководителем Сережей Меликом. Однажды он мне говорит: «Володь, ты днем обедаешь в «Советском» ресторане, (а ресторан «Советский» находился в одном здании с Москонцертом. — Авт.) пойдем вместе, а то ты ребят там знаешь, а я нет, и я бы тоже заодно с тобой поел». А Сережа был какой-то странный в этом отношении человек — людей стеснялся что ли. Мы пришли, меня все знают. На столе икра, крабы, хорошо кушали. На второй день опять Сережа приходит. А компания была у нас умная, не жадная, но

все равно все стали недоумевать: «А что Сергей все время приходит?» Сережа — чужой для нас был человек. Ну и решили мы его разыграть. У нас было за счастье, если бы кто-то за нас расплатился. И мы решили, что, если Сережа еще раз напросится в «Советскую», то расплатится он. Сережа напросился. Сидим все за столом. Я от души заказал икру, коньяк. А в конце вечера официант принес счет ему. И Сереже некуда было деваться — заплатил. Потом он посмеялся, как мы его «сделали», но больше к нам в компанию в ресторан не напрашивался.

Опасный обмен

В Чехословакии был случай. Там проблема была с обменом денег, и надо был как-то решать эту проблему, потому что за границей артистам платили копеечные суточные. Мы, конечно, как-то выкручивались: что-то провозили, что-то продавали. Но в тот раз мы привезли мы немножко денег. И в Чехословакии по линии армии — мы ездили по военным частям — приехали и договорились с чехами, что они нам сделают обмен валют: по сто рублей. Не бог весть какие деньги. А бывший директор Москонцерта — он у нас тогда был руководителем группы — сидит с нами в военной части и что-то неладное подозревает. Тогда такой обмен валют был наказуем. А я думаю, что бы сделать, чтобы он ушел? Ведь деньги всех ребят были у меня. И чехи ждали уже. И я придумал: «Ребята, отойдите куда-нибудь за угол, как будто вы пошли погулять». Они спрятались. А я так наигранно всполошился перед директором: «Посмотри, ребята все ушли, пойди, посмотри, а то вдруг что случится!» И он побежал за ними. А я за это время деньги обменял. Ребята вернулись, и всё обошлось.

Немодные русские песни в Баку

Один раз пришла очень интересная телеграмма. Мы должны были от Союзконцерта ехать в Баку. Петь должна была моя жена Александра Стрельченко. А перед гастролями я всегда звонил и узнавал, где работаем, на какой площадке, когда, сколько концертов… И начальник концертного отдела в Баку присылает мне свой ответ телеграммой, в которой спрашивает о гастролях Стрельченко: «А на чем ОН играет?». То есть он подумал, что это мужчина. Я сразу понял, что в Баку Шуру не знают, да и русская песня там была тогда не очень модная. И я сразу снял гастроли.

Предсказание цыганки

На гастролях в Сочи нас селят в гостинице «Чайка». Это гостиница около рынка и вокзала. Мы обычно жили в гостиницах попроще, а тут вдруг «Чайка»! У меня, как всегда, три комнаты, люкс. Артисты со своими женами и детьми тоже хорошо устроились. В общем, все прекрасно. Был выходной, и мы решили пойти на местный рынок за продуктами. Заходим, берем помидоры, огурцы, фрукты, яблоки, виноград. Набрали. Я выхожу с рынка, вдруг подходит ко мне цыганка и спрашивает: «Хочешь, погадаю?» А денег у нас было достаточно. Я отдаю ей червонец и прошу: «Скажи, сколько я жить буду? Мне больше ничего и не надо». Она смотрит на мою руку и говорит: «Восемьдесят лет». Я говорю: «Врешь, наверное». Идем дальше, ищем такси, и снова цыганки встретились. Я товарищам говорю: «Смотрите, сейчас будут снова врать!» Сам подхожу к одной и требую: «Возьми червонец, и говори, сколько я жить буду». Она смотрит и повторяет предыдущее предсказание: «Восемьдесят лет». И я задумался. Ведь уже два совпадения. Садимся в машину и едем, туда, где расселились наши артисты. Вижу — Райка, жена Соколова, директора Елисеевского магазина, и вспоминаю, что она тоже гадать умеет. Я бегу к ней и показываю ладонь: «Рай, скажи, сколько жить буду». Она мне отвечает: «Восемьдесят два года». Я обрадовался: целых 80 лет, да еще два года в придачу. Хорошо! И быстренько прошу: «Ребята, шампанского!» Принесли десять бутылок, гуляем. Трое мне сказали про практически один возраст, тогда особенно было приятно.

А вскоре летим мы на Дальний Восток. В самолете за мной в салоне сидит Саша Альтерман, конферансье, которого я в самолет всегда еле-еле загонял — он так боится летать! И вот я сижу впереди, и вдруг чувствую, что самолет как-то плохо летит. Как будто падает. Я вскочил в ужасе! Поворачиваюсь, вижу — сидит Альтман, который боится летать, такой спокойный-преспокойный. И мне объясняет свою невозмутимость: «Я же с тобой лечу, поэтому мне до жопы. Тебе ж нагадали жить до 80 лет. Значит, не упадем!». И курит, гад, — тогда курить можно было. А я так испугался, вцепился в жену, боюсь! Я — который никогда не боялся! А Сашка сзади все смеялся: «Тебе же сказали — будешь восемьдесят лет». Вот теперь жду — сбудутся предсказания гадалок или нет. Но хотелось бы прожить до 120 лет! Ученые говорят, что этого возраста прожить реально. Может, баня мне поможет?