Легенды о проклятых. Обреченные
Шрифт:
Как вдруг тучи набежали, посреди летнего тепла повалил снег ледяной, и порывы ветра начали выкорчевывать деревья из земли. Замерзали листья, трава застывала и крошилась, разлетаясь по ветру, скручивались лепестки цветов, заледенелые птицы падали на землю замертво, а вода в озере покрывалась льдом, и Ран видел, как жутко выглядят глаза замерзающей живьем рыбы под зеркалом белой смерти. Она там все еще в поле. Он голос ее слышит сквозь порывы ветра, побежал, под ногами цветы мертвые хрустят, пока не увидел Ралану с мокрыми волосами, заледеневшими, в одном
Он проснулся от громкого плача младенца. И какое-то время хватал ртом ледяной воздух, стараясь успокоиться после кошмара и унять лихорадочную дрожь во всем теле. Вначале думал, ему показалось, но потом заметил в углу мужчину и женщину с ребенком в руках. На мужчине ряса астрана высшего сана, и женщина с покрытой головой, как подобает жене священнослужителя третьего ранга.
— Почему он все время плачет? Он ведь не голодный. И ручки у него теплые. Может, он заболел? Мне так страшно… я боюсь болезни.
— На все воля Иллина, Лаис. И я не знаю, родная, почему он все время плачет. Ты нервничаешь, и он чувствует, наверное. Надо переждать ураган и добираться домой. Там вам обоим станет лучше намного, вот увидишь.
— Не хочу в Храм. Хочу, чтоб мы нашли жилье в другом месте. Она пугает меня, ниада эта. Ходит вокруг с глазами безумными и руки к моему ребенку тянет. Ненавижу ее. Когда уже казнят шеану эту? Почему твой брат тянет?
Младенец снова заплакал, и женщина попыталась его успокоить, но ей это никак не удавалось.
— Мне кажется, он меня не любит. Дети у матери успокаиваться должны, а он у меня криком заходится и от груди отказался давно. Козье молоко пьет, а мое нет. Или это наказание свыше, что у многих детей умерли, а мой живой?
— Не говори глупости, Лаис, конечно, наш сын любит тебя. Он просто крошечный еще, и страшно ему, он чувствует, что ты боишься. Успокойся и он упокоится.
— Зачем я послушалась тебя и на рынок с тобой поехала? Теперь застряли мы здесь. Предчувствие плохое у меня. Очень плохое.
Ран выглянул из-за сухого сена, разглядывая женщину с ребенком и ее мужа. Похоже, астран с семьей из самого Нахадаса здесь оказались. Они-то точно дорогу к Храму ему укажут. Рану помолиться нужно и колени преклонить, покаяться и исповедаться. Избавиться от мучающих его кошмаров. А потом он домой в Тиан поедет. Хватит скитаться по свету.
— Я есть хочу, а у тебя ни одного золотого не осталось. Если б ты не был так беспечен, то не обокрали бы тебя в Салае. Холодно, ты хоть костер разожги наконец.
— Я стараюсь. Кресало отсырело. Ни одной искры, и у меня руки замерзли.
— Ребенку холодно. Поэтому он так громко плачет. Скоро ночь, и мы окоченеем в этом хлеву.
— Скажи спасибо, что хозяин сжалился и пустил нас сюда бесплатно.
В этот момент Ран вышел из своего укрытия.
— Я такой же путник, как и вы. Спрятался здесь от непогоды. В Нахадас иду. В Храм. Позволите? — спрашивая разрешения сесть рядом.
Астран коротко кивнул, а женщина продолжала смотреть на него исподлобья, прижав орущего младенца к себе. Ран подтянул сена и хвороста, обложил камнями и полил дамасом, достал из котомки кресало. Женщина и священнослужитель смотрели, как он высекает огонь и как разгорается пламя, пожирая сухие ветки, наполняя воздух долгожданным теплом.
Ран достал остатки хлеба и протянул им.
— Все что есть. Могу поделиться с вами.
— У нас нет денег, — тихо сказал астран, рассматривая Рана с опаской, но инстинктивно придвигаясь ближе к костру.
— Я в храм иду. Просто возьмите меня с собой. Мне больше ничего не нужно.
И протянул женщине кусок хлеба. Она хотела взять, но снова закричал ребенок, и Ран увидел, как болезненно она поморщилась. Изможденная и уставшая, она совершенно не походила на счастливую мать.
— Хотите, я подержу, пока вы поедите? Я, конечно, никогда не держал детей, но я могу попробовать.
Оба отрицательно покачали головой, и он не стал настаивать.
— Я из Равана иду в Нахадас. Заблудился по дороге.
Супруги переглянулись.
— Я слышал, в Раване все мертвы, как и в Гаране. — сказал астран, отламывая хлеб и с наслаждением разжевывая его.
— Мертвы, верно. Я один выжил.
— Благодаря Иллину, он вас уберег от смерти.
И вдруг послышался оглушительный визг горна. Ран инстинктивно вскочил на ноги, хватаясь за меч.
— О, Иллин, что это? — вскрикнула женщина.
Тройной вой возвещал о нападении на деревню.
— Валласары пришли.
До этого момента Ран не знал, что такое Ад. Он всегда был в числе нападавших, среди тех, кто несет праведную кару врагу, а сейчас лишь мог глотать широко открытым ртом зловоние смерти и содрогаться в приступах ужаса и ярости, когда валлассары жгли дома и вытаскивали жителей деревни на улицу, чтобы швырять их в кучу, как хлам. Рубить на части живых и мертвых, как скот на бойне, заливая землю кровью и слезами.
Ран сражался до последнего, пока не получил сокрушительный удар чем-то тупым по затылку и не рухнул рядом с повозкой торговца тканями, который так и застыл с поводьями в руках, свесив на грудь разрубленную на две части голову. Тианец пришел в себя, когда услышал голос Даала, звучавший как из самой Преисподней — надтреснутый, зычный, пробирающий до костей.
— У вас есть выбор: стать одним из нас, поклониться Геле, отказаться от вонючего языка лассарского и присягнуть в верности мне — единственному Владыке Объединенного Королевства. Сыну Амира дас Даала, так вероломно убитого вашим проклятым велиаром. И я подарю вам жизнь. Более того, я гарантирую, что вы не будете голодать. В наших обозах еда и реки дамаса.