Легенды петербургских садов и парков
Шрифт:
Первой реакцией на изменение стиля стала реабилитация таких пород деревьев как дуб, ива, береза. Они не поддавались культурной стрижке и потому практически исключались из жизни регулярных парков. Постепенно от стрижки отказались вообще. Дорожки и берега водоемов приобрели извилистые, близкие к естественным, очертания. В структуру парков включались дикие лесные массивы и естественные долины рек. Парки приобрели налет декоративной театральности. Неслучайно в пригородное паркостроение на смену профессиональным архитекторам классической школы пришел выдающийся итальянский театральный живописец Пьетро Гонзаго. Созданные им павловские парковые пейзажи на пологих склонах Славянки оказались сродни его же декорациям к спектаклям в Ла Скала или в Эрмитажном театре, где он в разное время служил.
Параллельно
Впрочем, многие районы пригородных парков представляют собой гармоничное сочетание взаимозависимых участков, распланированных в регулярном, или французском, каскадном, или итальянском и пейзажном, или английском стилях. В разных случаях это проявлялось по-разному. Но везде исключительный художественный вкус и внутренняя культура паркостроителей давали возможность уживаться на одной территории носителям порой полярно противоположных эстетических принципов. Дополняя и обогащая друг друга, они в конце концов сложили тот тип национального русского парка, который, отвечая насущным требованиям своего времени, в то же время вырабатывал в себе вневременные приметы. Вот уже три столетия они делают старые парки современными.
Золотой век русского пригородного паркостроения практически уложился в хронологические рамки одного XVIII столетия. Эта временная ограниченность, несмотря на сравнительно частую смену стилей и перемену общественных вкусов, позволила создать дворцово-парковые ансамбли, отличающиеся композиционным единством и цельностью. При этом в границах одного художественного стиля был распланирован только комплекс Нижнего и Верхнего парков Петергофа. Их регулярный характер в сочетании с ликующим буйством вырвавшейся на свободу воды многочисленных каскадов и фонтанов наиболее полно отвечал государственному размаху и императорским амбициям при абсолютной регламентации всего жизненного уклада русского общества первой четверти XVIII века. Все остальные пригородные парки отличаются сравнительно свободной планировкой в сочетании с образцами всех трех типов европейского пригородного паркостроения.
Ни девятнадцатое, ни двадцатое столетия ничего практически нового петербургскому паркостроению не дали. Отдельные попытки создания новых парков ограничивались, как правило, городской территорией и сводились к формированию еще одного более или менее однообразного зеленого уголка отдыха или развлечения. Дальше конспективного повторения прошлого дело не шло.
Между тем ближние пригороды Петербурга пригородами в привычном понимании этого слова, строго говоря, называть нельзя. Фактически, да и юридически они являются составной и частью огромного мегаполиса по имени Санкт-Петербург. У Петербурга и его пригородов общая история и общая судьба. Возникшие практически одновременно с метрополией как загородные царские резиденции, они сразу же стали не только местом проведения монаршего досуга, но и местом напряженной работы царствующих особ. Здесь выслушивались доклады и здесь же принимались важнейшие решения, влиявшие на дальнейшие пути развития государства.
С появлением железнодорожного сообщения малые и кратковременные миграционные перемещения, вначале необходимые для исполнения служебных обязанностей исключительно государственным сановникам и особо приближенным придворным для ежедневных докладов и совещаний, распространились и на постоянных жителей, как столицы, так и его пригородов в их повседневной жизни. Для павловчан, царско-селов и других жителей ближних пригородов Петербург стал местом приложения рабочих сил, в то время как петербуржцы, наоборот, стали постоянно посещать пригородные сады и парки для короткого воскресного отдыха.
И, наконец, напомним об одном, весьма характерном в контексте нашего повествования обстоятельстве. Железнодорожные вокзалы, некогда возведенные на городских окраинах, ныне оказались стоящими в самом центре Петербурга, а маршруты пригородных
Стрельнинский парк
В 1703 году, нарезая участки земли вдоль приморской дороги на Петергоф для раздачи в пользование своим приближенным, Петр оставил Стрелину мызу за собой. Мыза, расположенная на южном берегу Финского залива, в 20 километрах от Петербурга по Петергофской дороге, была известна еще в XV веке. В Писцовой книге водской пятины великого Новгорода 1500 года упоминается деревня «на реке Стрельне у моря». Со старославянского языка название реки переводится как «движение», «течение». Однако в XVIII веке родилась легенда, что эта быстрая речка, берущая начало на Ропшинских высотах и впадающая в Финский залив, названа вовсе не по стремительному бегу воды, а в память «переведения стрелецкого войска Петром I» в 1698 году.
К 1707 году здесь уже стояли особые «путевые хоромы», где царь любил останавливаться на отдых во время поездок в Петергоф и Кронштадт. Тогда же возникла в Стрелиной мызе и первая церковь. По преданию, после своего тайного бракосочетания с Екатериной в Екатерингофской церкви Петр повелел в память об этом событии перенести церковь в Стрельну, и сам будто бы участвовал в ее установке на новой месте. Правда, есть и другое предание, согласно которому первоначальная стрельнинская православная церковь по указанию Петра была переделана из немецкой кирки, некогда здесь стоявшей. От Екатерингофской церкви здесь долгое время сохранялись иконостас, иконы, ритуальные сосуды, а также «готический стул с вышитою золотою полосою на спинке», на котором, если верить местным легендам, перед бракосочетанием сидел царь, ожидая свою невесту.
Современная Стрельна возникла примерно в 800 метрах западнее Большого стрельнинского дворца. Здесь, на высоком холме, согласно преданиям, находилась старинная шведская усадьба с обширным плодовым садом, огородом, хозяйственными постройками и водяной мельницей. В 1710 году на этом месте Петр строит для себя деревянный дворец. Павел Свиньин в одном из ранних описаний Стрельны рассказывает об огромной липе, возрастом в несколько сотен лет, росшей возле оранжереи. «При Петре Великом построена на ней была беседка, в которую вела высокая круглая лестница. Здесь часто монарх сиживал и кушал чай, наслаждаясь зрелищем столь любимой им стихии — моря. Сюда Петр приглашал иногда голландских шкиперов и угощал их чаем. Близ сей липы находится большой ильм, который тоже заслуживает внимания: Петр, отбывши в Курляндию, заметил, что из дерева сего делают многие прочные вещи, а как его не было в окрестностях Петербурга, то, отправляясь из Митавы, приказал он вырыть небольшой ильм с корнем и привязать сзади своего экипажа. Таким образом, он привез его сюда и собственными руками посадил на сем месте».
Петром же в Стрельне была заведена «древесная школа для молодых дубов, вязов, кленов, лип и других деревьев и плодоносных кустарников. Здесь неутомимый хозяин сам сажал семена, собранные им во время путешествий. Они называются Петровыми питомцами и старательно сохраняются». Считается, что из этого замечательного рассадника высажено много деревьев в Петергофе и Царском Селе.
Стрельна была не только «древесной школой». Если верить легендам, именно здесь, в Стрельне, посадили первые клубни картофеля, подаренные Петру I голландцами. Другое дело, что экзотический заморский корнеплод вблизи моря не прижился. Уже позже «голландский подарок» начали культивировать в Новгородской губернии, откуда он начал поистине победное шествие по всей России.