Легион хаоса
Шрифт:
11-е июня 1885 года!
Мужчине было около тридцати пяти лет, и что портье сразу бросилось в глаза, так это его необычно темный цвет лица. Он не был негром, но его кожа загорела так сильно, что отличие не улавливалось. Он был очень высокого роста — наверняка не менее двух метров, однако его движения отличались особой грацией, в них не было и намека на неуклюжесть, обычно свойственную людям его комплекции.
Он — в отличие от большинства гостей, которые впервые приходили сюда, — ни секунды не
Портье встал, поспешно смахнул с брюк крошки от бутерброда с сыром, который он жевал последние полчаса и улыбнулся мужчине профессиональной улыбкой, не упустив, правда, возможности предварительно бросить неодобрительный взгляд на стрелки больших бронзовых часов, которые висели за его спиной на стене. Они приближались к трем часам ночи. Довольно необычное время, чтобы снять номер.
— Сэр? — вопросительно начал он.
Незнакомец несколько секунд молча смотрел на него, и в его взгляде было что-то такое, от чего портье бросило в дрожь. Казалось, что эти глаза излучали почти физически ощутимый ледяной холод. Портье показалось, что его лица коснулось ледяное дуновение.
— Комнату, — сказал незнакомец. Его голос звучал странно: грубо и низко и очень гортанно, как будто он обычно разговаривал на языке, звуковая окраска которого не имела ничего общего с английским языком.
— На… сколько дней, сэр? — спросил портье. Незнакомец пожал плечами.
— На два, может быть, три дня, — ответил он, немного подумав. — Может быть, и дольше. Я еще пока не знаю этого.
Портье нахмурился. Он откашлялся, демонстративно выглянул из-за низкой стойки и посмотрел направо и налево.
— У вас… нет багажа, сэр? — спросил он. Его голос прозвучал надменно.
— Нет, — подтвердил незнакомец.
— В этом случае, сэр, — сказал портье, поколебавшись, — я вынужден, к сожалению, настаивать на предоплате. Таково правило нашей гостиницы.
Странным образом незнакомец не проявил ни малейшего признака гнева или хотя бы недовольства. Он молча сунул руку в карман, вытащил сложенную банкноту в пятьдесят фунтов и положил ее на стойку.
— Этого хватит?
В последний момент портье удержался от искушения протянуть руку и схватить банкноту.
— Этого… больше чем достаточно, — запинаясь сказал он. — Но боюсь, я не смогу дать вам сдачу. Касса закрыта. Если бы вы могли подождать до утра, сэр…
— Сдачи не надо, — ответил незнакомец, и эти слова окончательно убедили портье в том, что мужчина или сумасшедший, или же преступник, скрывающийся от полиции. — Сдачу можете оставить себе.
Он улыбнулся, молча взял ключи, которые ему протянул портье, и повернулся, но человек за стойкой еще раз окликнул его:
— Вы… должны еще записаться, сэр, — сказал он. — Бланк для прописки еще…
Он замолк, когда встретился взглядом с голубыми как сталь глазами незнакомца. Что-то
— В этом нет необходимости, — сказал незнакомец. Внезапно его голос зазвучал иначе, чем до сих пор.
Портье хотел возразить, но не смог. Вместо этого он кивнул, снова захлопнул регистрационную книгу и положил ручку на стол.
— В этом нет необходимости, — подтвердил он.
— Возможно, будет даже лучше, если никто не узнает о моем пребывании здесь, — продолжал темнокожий незнакомец.
— Разумеется, сэр, — кивнул портье. — Никто ничего не узнает. “Что это? — в ужасе подумал он. — Это же не мои слова!”
— Возможно, вам следует также забыть, что вы меня когда-либо видели, мой друг, — продолжал незнакомец.
— Это было бы вероятно… самое лучшее, — подтвердил портье.
— Когда утром придет ваш сменщик, — продолжал незнакомец, — просто скажите ему, что в комнате… — он бросил быстрый взгляд на номер ключа —…в комнате сто десять поселились молодожены, которые совсем не хотят, чтобы их беспокоили. И сделайте соответствующую запись в свою книгу.
Портье кивнул, взял ручку и опустил глаза. Он с ужасом наблюдал, как его рука сама собой начала писать и заполнять графы, внося фамилии и прочие паспортные данные несуществующих лиц. А затем внизу он нацарапал неразборчивую подпись. Такое случалось часто, когда молодая пара снимала номер под вымышленной фамилией, платила вперед и потом ее целыми днями никто не видел.
— Очень хорошо, — сказал незнакомец, когда портье закончил. — И как я уже говорил, будет лучше, если и вы сами забудете, что когда-либо видели меня.
— Я… так и сделаю, — ответил портье, запинаясь.
Он еще раз попытался воспротивиться чужому влиянию, которое заставляло его делать что-то против его собственной воли.
Однако когда незнакомец повернулся и направился к лестнице, портье уже забыл, что он вообще когда-либо встречал его.
Прошло довольно много времени, прежде чем Говард вернулся; значительно больше, чем могло бы потребоваться, чтобы сходить в свою комнату на первом этаже и взять новые сигары. В зубах у него была новая зажженная сигара, когда он вошел в библиотеку, а в правой руке он держал письмо с большой, казенной на вид печатью.
— Только что пришло, — сказал он и протянул мне письмо. — Заказное. Кажется, важное.
Я взял письмо, не посмотрев даже, от кого оно, положил его на стол и продолжал пристально смотреть на Говарда.
Меня охватило странное оцепенение. Я чувствовал себя… разбитым. И было еще что-то такое, что я понял только сейчас и что наполнило меня глубокой печалью. Чувство дружбы, привязанность, которую я чувствовал по отношению к Говарду, почти как к родному отцу, была нарушена.
Говард в течение нескольких секунд выдержал мой взгляд, потом он вынул изо рта сигару и, нахмурившись, посмотрел на меня.