Легион смертников
Шрифт:
Оглядевшись, он увидел, что некоторые из офицеров уже с трудом держат темп. Ближайший к нему, центурион первой когорты, пыхтел, надувая пухлые щеки и с трудом неся снаряжение. Один из оптионов Макрона пристроился позади него.
— Вперед, командир. Приложите немного усердия! Я видел людей постарше, которые шли лучше.
Центурион сжал губы и упорно шел вперед. Катон обернулся, ощущая себя немного виноватым. Его план ломает людей, таких, как этот центурион. Но если он выдержит марш-бросок, с ним произойдет то, что не увидишь глазами. Правда, учитывая его тучность, для него это станет трудной задачей, с неудовольствием подумал Катон. Впереди
Восходящее солнце рассеяло туман над берегами и дымку в небе, и марширующие солдаты оказались под его палящими лучами. Жара быстро нарастала, добавив неудобств, как и пыль, поднятая с дороги тысячами шипованных калиг. Время от времени дорога проходила через небольшие деревни, и стайки ребятишек бежали рядом с колонной, щебечущими голосами выпрашивая деньги, тут же отскакивая от солдат, когда те ругались на них или махали ногами в их сторону. Катон просто не обращал на них внимания, сосредоточившись на ритме шага и идя следом за Макроном. Солнце подымалось выше, жара становилась сильнее, солнце заливало землю резким безжалостным светом. Трибун почувствовал, как пот пропитал тунику на спине и ткань прилипла к ней. Капли холодного пота стекали по ребрам и впитывались в складки туники. Во рту пересохло, и было трудно устоять перед желанием окликнуть Макрона и предложить скомандовать остановку, чтобы солдаты отдохнули и попили воды.
В конце второго часа раздался громкий стон и шум падения. Обернувшись, Катон увидел, что один из офицеров упал на дорогу. Товарищ остановился, чтобы помочь ему встать, но тут налетел оптион и стукнул жезлом по щиту офицера.
— Какого Аида ты делаешь? Не останавливаться, офицер! Продолжать движение!
— Нельзя бросить его здесь, — возразил центурион.
— Вперед! — рявкнул ему прямо в лицо оптион, замахиваясь жезлом.
Центурион поспешно выпрямился и пошел вперед. Оптион остался рядом с упавшим офицером и знаком приказал идущим легионерам обходить его.
— Продолжать движение! Не останавливаться, не глазеть! Что, никогда не видели, как офицер падает? Вперед!
Колонна обтекала упавшего, лежащего ничком, двигаясь вперед и не сбивая шаг. Макрон чуть сбавил шаг, поравнявшись с Катоном.
— Вот и первый, — удовлетворенно пробормотал он. — Скоро будут и другие. Интересно, сколько еще упадет.
— Интересно, когда я сам грохнусь, — ответил Катон, облизывая губы.
— Не беспокойся, я же сказал, что не дам тебе этого сделать.
— Благодарю, друг.
— Не надо сарказма, командир. Это была ваша идея, помните?
— В следующий раз, когда мне придет в голову умная идея, напомни, чтобы я не лез не в свое дело, а?
Макрон не смог сдержать улыбки.
— Хватит трепаться, не сбивай дыхание, — рыкнул он.
Ближе к обеду колонна прошла через большую рощу высоких финиковых пальм. Макрон скомандовал остановку и приказал положить снаряжение. Катон отошел в сторону от дороги и уронил походный шест в траву. Наклонился вперед, опершись руками о колени и тяжело дыша. Потный, тяжело дышащий Макрон с сожалением покачал головой.
— Ты тоже размяк. Вот что делает с людьми высокое звание.
— Ерунда, — ответил Катон, дотянувшись до фляжки, вынув затычку и поднеся фляжку к губам.
— Два глотка, — сказал Макрон, подняв палец, и зашагал к инструкторам, чтобы переговорить с ними. — Ни капли больше.
Катон кивнул, выпил столько, сколько было позволено, хорошенько
Макрон вернулся в голову колонны, остановился рядом с Катоном и отпил из фляжки.
— Пока что сошли четверо офицеров и восемнадцать солдат. Неплохо, учитывая жару. Но, в конце концов, здешние солдаты должны быть к ней привычны. Восемь миль мы прошли, насколько я понимаю. Немного отдохнем и двинемся обратно в лагерь.
Мгновение Макрон помолчал. Поднял руку, прикрывая глаза, и, прищурившись, поглядел на солнце. Сделал второй глоток и закрыл фляжку.
— Вот теперь начинается настоящее испытание. Дневная жара будет ужасной. Не скажу, что меня это радует. Как вы, командир?
— Справляюсь.
Говоря по правде, у Катона ноги дрожали от боли после долгого перехода по твердому грунту. Немного мутило от усталости и жары. Но он старательно держался прямо и поглядел Макрону в глаза.
— А ты?
— Без проблем, — ответил Макрон, глядя на бледное лицо друга. — Будь я на твоем месте, я бы сел и дал отдохнуть ногам, пока есть возможность.
— Только после тебя.
— Как хочешь, — ответил Макрон, качая головой.
Он медленно пошел вдоль колонны, оглядывая офицеров и солдат первой когорты. Большинство было смешанных кровей, греческой и египетской, темнокожие, но не настолько, как коренные жители верховий Нила. В целом они были пониже ростом легионеров северных провинций Империи, где большую часть времени прослужил Макрон, но выглядели достаточно крепкими и пока что выдерживали переход. Так и должно быть, подумал центурион. Первая когорта в любом легионе должна быть лучшей. Удвоенной численности по сравнению с остальными, в бою она занимала правый фланг. Все-таки интересно, сколько солдат сможет вернуться в лагерь самостоятельно. Солдаты седьмой и девятой когорт тоже неплохо справились, потеряв меньше десятка солдат каждая. Катон был прав, вызвав на марш офицеров, решил Макрон. Это взбодрит солдат, что важно, помимо того что отсеет тех, кто не способен командовать в боевой обстановке.
Он прошел вдоль колонны к небольшой группе офицеров, отдыхавших на обочине дороги. Увидел сидящего Хамеда. Макрон всегда считал жрецов мягкотелыми бездельниками и удивился, увидев, что Хамед выдержал переход.
— Как твои ноги?
Жрец встал, когда к нему обратились, и задорно улыбнулся.
— Отличная прогулка, командир. Хотя я все еще не могу понять, как солдаты, которым приходится столько на себе таскать, находят в себе силы воевать и расширять границы Империи.
Макрон улыбнулся в ответ и похлопал его по груди.
— В этом секрет нашего успеха, — заговорщически ответил он. — Именно потому, что у нас всегда остаются силы, мы и побеждаем.
Сделав шаг назад, он оглядел жреца.
— Хорошо держишься, парень. Я еще сделаю из тебя настоящего легионера.
Лицо юноши на мгновение застыло, но потом он улыбнулся.
— Безусловно, это честь. Но я — человек духовных, а не военных устремлений. Я твердо намерен вернуться к жреческому служению, когда закончится эта война.
— Посмотрим. Мое чутье говорит мне, что ты уже почувствовал вкус к армейской жизни. Зачем бы еще тебе было оставаться с нами, а?