Легион Времени. (Сборник)

Уильямсон Джек

— Колокольчик моего верблюда, — внезапно прошептала Айса, устремляясь в темноту.

Прайс пошел было за ней, но в последний момент передумал. Он бы только помешал.

Прайс стоял и вслушивался в ночь. Вслушивался в дыхание спящего бивуака, в сухой шорох песка — шепот призраков мертвой земли, разбуженных ветром...

Прайс даже и не осознавал, как много значит для него Айса. Не осознавал вплоть до того момента, когда отчаянный крик Нура разорвал покой устало дремлющего лагеря. Этот вопль, словно острый нож, пронзил Прайса в самое сердце. Он почувствовал

внезапную слабость, в глазах помутнело от страха. Прайс Дюран дрожал от ужаса. И боялся он, как никогда еще не боялся за себя самого, за девушку, которую и увидел-то впервые только накануне вечером.

Потом сила и решительность вернулись к Прайсу. Вскочив в седло, он рывком поднял на ноги верблюда и вытащил из-за пояса револьвер.

Нур, видимо, спал возле своего нового верблюда и проснулся, когда Айса попыталась его украсть.

А в лагере царило полное смятение. Люди с воплями вскакивали с земли, выбегали полуодетые из шатров. Метались лучи фонарей. Трещали ружейные выстрелы, сопровождаемые проклятиями на нескольких европейских языках сразу. Со всех сторон раздавались крики бедуинов, поминавших Аллаха и его пророка.

И через весь этот бедлам несся белый дромадер с Айсой на спине. В руке девушка держала золотой кинжал. Им она, скорее всего, и перерезала веревку, которой был стреножен верблюд.

— Эйи-ии, Прайс Дюран! — ликующе прозвенел ее голос, и Прайс, пришпорив верблюда, помчался рядом с ней.

— Шайтан эль кабир! — вопил Нур у них за спиной. — За ними! За ними! Мой верблюд! Эфенди Дюран и женщина!..

— Хватайте! — визжал де Кастро. — Хватайте вора!

— Миллер, Мэсон, — перекрывая какофонию, прогремел голос Якоба Гарта, обращавшегося к часовым. — Остановите их!

Пуля просвистела над ухом Прайса. Часовые бежали наперерез. Они пытались поймать беглецов в круг света от фонарей и беспорядочно стреляли.

— Пригнись, — крикнул Прайс девушке, — И прибавь ходу!

В ответ раздался тихий смех. Чистый голосок Айсы издевательски пропел отставшим врагам:

— Счастливо оставаться!

— По седлам! — орал шейх Фархад. — Бисмилла! В погоню!

— Ружье тому, кто поймает мне эту сучку! — вопил де Кастро.

Скача бок о бок, беглецы неслись в глубь пустыни, в спасительную тьму. А за ними мчалась погоня.

Прайс повернулся в седле. Позади он увидел сплошную лавину преследователей. Казалось, добрая половина лагеря гналась за беглецами. Прайс понял, что все пропало. Им с Айсой не спастись. Даже если они продержатся до рассвета, арабы, среди которых были очень искусные следопыты, не дадут им уйти.

Все так же бок о бок они перевалили через гребень первого большого бархана. В миг, когда их силуэты вырисовались на фоне звезд, сзади раздались выстрелы. Верблюды помчались вниз по склону, и тут Прайс сделал то, чего сам от себя не ожидал.

Наклонившись к девушке, он позвал:

— Айса, Айса из Золотой Земли, я должен кое-что тебе сказать. Сейчас, потому что мне может больше не представиться такой возможности. Ты очень красивая... и храбрая.

Девушка рассмеялась:

—

Нас никогда не поймают. Перед нами вся пустыня. Они псы, вздумавшие охотиться на орлов!

А потом позади взревел мотор танка, залязгали гусеницы, подал голос танковый пулемет.

Неужели канзасец присоединился к погоне? Конечно нет! Сэм Сорроуз сделал единственное, что могло помочь беглецам спастись.

— Спасибо тебе, старина Сэм, — прошептал Прайс. — Пусть у них станет проблемой больше!

Арабы, Прайс это знал, все еще до дрожи боялись танка. Устремившееся якобы в погоню железное чудовище наверняка распугает преследователей. Что же касается белых, то никто из них еще не ездил так хорошо, чтобы представлять серьезную опасность для Прайса и Айсы.

К тому времени, когда беглецы выбрались на верх второго бархана, гул двигателей, крики людей и звуки выстрелов остались далеко позади. За третьим барханом все смолкло, и остался лишь шорох песка под копытами дромадеров.

Первые лучи восходящего аравийского солнца нашли Прайса и Айсу все так же едущими бок о бок. Усталые верблюды медленно брели по мертвой равнине солончаков, хрустящих под копытами, словно снег в мороз.

Впереди лежала новая гряда ржавых барханов, казавшихся в алых лучах поднимающегося над горизонтом светила кроваво-красными.

Кругом — только пустыня. Пески, выходы черного гранита, словно обломки древнего скелета, стертого временем в порошок, белесые солончаки...

Солнце еще только-только взошло, а горизонт уже подернулся жарким маревом, и серебристые озера утреннего миража, обещая прохладу и покой, замелькали над адской равниной пустыни.

Лагерь лежал далеко позади, и, подгоняемые утренним ветром, вечно текущие пески успели уже замести следы беглецов. Пропала и караванная тропа, отмеченная зловеще скалящимися человеческими черепами. Прайс и Айса остались вдвоем, один на один с непобедимыми просторами Пустого места.

— Ла сива ху, — пробормотал Прайс одно из имен, которым арабы называли пустыню. В переводе оно означало «Там, где нет никого, кроме Него».

Глава девятая. Город песков

Вечером третьего дня беглецы все еще пробирались по бескрайнему океану красно-желтых песков. Запасы воды подошли к концу. Бурдюки опустели. Верблюды едва держались на ногах. А Прайс и Айса все ехали и ехали в поисках древнего Энза. Во рту у них пересохло.

Они почти не разговаривали — при каждом вдохе воздух раскаленным песком обжигал горло. Однако Прайс частенько поглядывал на девушку, измученную, но не сдающуюся.

Ее нежное лицо под белой накидкой было покрыто волдырями. Полные губы потрескались и кровоточили, иссушенные безжалостным солнцем и едкой пылью. Голубые глаза покраснели от ослепительного сияния и блеска песков. И тем не менее Айса оставалась красивой, и для Прайса у нее всегда находилась улыбка.