Легион

Блэтти Уильям Питер

– Ты чего тут колдуешь? Пытаешься основать тайный орден священников?

– Я прикидываюсь невидимкой.

– Плохо тебе это удается, – чистосердечно признался Киндерман. Он протянул руку и пальцами коснулся Дайера. – Вот видишь, а это твоя рука.

– Да, лейтенант, с тобой действительно не соскучишься.

– Да ты сам смешной.

– Я не шучу.

– Этот придурок, – удрученно заметил Киндерман, – испортил все удовольствие от фильма.

– Но ты же его видел, наверное, раз десять.

– И еще столько же посмотрю. С меня не убудет. – Киндерман взял священника под руку, и

они зашагали прочь. – Давай-ка лучше перекусим где-нибудь – можно заглянуть в «Могилку», или «Клайд», или «Скотт», – настаивал следователь. – Мы бы с тобой поболтали, обсудили бы фильм, а то и покритиковали бы его.

– Это полфильма-то?

– Я прекрасно помню, что там дальше. – Дайер неожиданно остановился.

– Билл, ты плоховато выглядишь. У тебя какое-то сложное дело?

– Да так, не очень.

– Нет, ты просто подавлен, – не унимался Дайер.

– Со мной все в порядке. А как у тебя?

– И со мной все в порядке.

– Лжешь.

– Так же, как и ты, – согласился Дайер.

– Вот это верно.

Дайер озабоченно посмотрел на следователя. Его друг и в самом деле выглядел изможденно. Видимо, в городе произошло что-то из ряда вон выходящее.

– Ты очень устал, – продолжал Дайер. – Почему бы тебе не пойти сейчас домой и чуточку не вздремнуть?

«Ну вот, не хватало, чтобы не я, а он заботился бы обо мне», – подумал Киндерман, а вслух произнес: – Нет, домой мне никак нельзя. Там карп.

– Ты, кажется, сказал «карп»?

– Именно «карп», – подтвердил Киндерман.

– Ну да, я и говорю «карп».

Киндерман вплотную приблизился к Дайеру. Его физиономия оказалась всего в дюйме от лица священника. Киндерман уставился на Дайера и, немного помолчав, начал так:

– Понимаешь, к нам в гости приехала мать моей жены. Та самая, что считает, будто я связался с дурными людьми, и вообще я напоминаю ей Аль Капоне Она таскает дочке подарки – что-то вроде «Кибуц номер пять» – это самые изысканные и неповторимые израильские духи. Вплоть до своего оригинального названия. Да и прочую ерунду. Зовут ее Ширли. Теперь, я думаю, ты ее легко себе представишь. Ну и чудненько. Так вот, в ближайшее время она собирается приготовить нам карпа. Это очень вкусная рыба. И я нисколько не против. Но, так как считается, что эта рыбешка не вполне чистая, Ширли купила ее живой и, не долго думая, выпустила в ванну, где та отмокает вот уже третьи сутки. Мы сейчас с тобой разговариваем, а она плавает себе в моей ванне. Туда-сюда. Туда-сюда. И изгоняет из себя яды. А я ее ненавижу. Да вот еще что, отец Джо, вы ведь стоите вплотную ко мне, верно? И, наверное, заметили, что я несколько дней не мылся. Три дня, если быть точным. И все из-за этого карпа. Поэтому я теперь ни за что не пойду домой, пока он не заснет. Если я увижу, что он там опять плещется, я не выдержу и прикончу его.

Дайер не смог удержаться от смеха, слушая этот рассказ.

«Лучше. Уже лучше», – подумал Киндерман, а вслух произнес: – Ну, давай решай, куда мы завалимся: в «Клайд», «Скотт» или в «Могилку».

– Ну уж нет, давай лучше в ресторанчик к Билли Мартину.

– Только не надо ничего усложнять. Я уже заказал столик на двоих в «Клайде».

– Пусть будет «Клайд».

– Ты знаешь, я почему-то

так и подумал, что ты выберешь именно «Клайд».

– Я и выбрал.

Они ускорили шаг, стараясь не вспоминать о той страшной ночи.

* * *

Аткинс сидел за своим столом и беспомощно хлопал ресницами. Он решил было, что не совсем понял сказанное или же сам что-то неверно сформулировал, давая задание в лабораторию. Сержант попросил еще раз повторить результаты исследований. С замирающим от волнения сердцем он вцепился в телефонную трубку. И снова услышал те же слова.

– Да, понимаю... Да, спасибо, – еле слышно пробормотал Аткинс. – Большое спасибо.

Он повесил трубку. В своем крохотном кабинетике без окон Аткинс отчетливо слышал собственное дыхание. Отодвинув настольную лампу, яркий свет которой раздражал глаза, сержант скользнул взглядом по своей руке. Ногти и кончики пальцев побелели. Аткинса охватил ужас.

* * *

Киндерман расчистил пространство на столе для жареного картофеля, который им только что принесла очаровательная темноволосая официантка.

– О, благодарю вас. – Она поставила тарелку на освободившееся место как раз между Киндерманом и Дайером. – Три кусочка хватит?

– Да мне и двух вполне достаточно.

– Еще кофе?

– Нет, не надо, мисс, спасибо. – Следователь взглянул на Дайера. – А тебе? Как насчет седьмой порции?

– Нет, спасибо, – отказался тот, опустив вилку рядом с тарелкой, на которой высился гигантский кусище омлета под кокосовым соусом. Дайер потянулся к пачке сигарет, лежащих здесь же, на бело-голубой скатерти.

– Сейчас я принесу вам помидоры, – пообещала официантка. И, улыбнувшись, направилась в кухню. Киндерман посмотрел на тарелку Дайера.

– Ты не ешь, почему? Тебе что, плохо?

– Это блюдо слишком острое, – констатировал священник.

– Слишком острое? А мне показалось, что ты макал сладкое печенье в горчицу. Видимо, ты плохо себе представляешь, что такое на самом деле «острое и неудобоваримое блюдо». – Лейтенант отковырял своей вилкой небольшой кусочек омлета. Попробовав его, он отложил вилку. – Да, похоже, именно такое блюдо ты и заказал.

– Возвратимся к нашему фильму, – переменил тему Дайер, выпуская клубы голубоватого сигаретного дыма.

– Он входит в десятку моих самых любимых фильмов, – заявил Киндерман. – А какие ваши любимые, святой отец? Может, назовешь хотя бы пяток?

– Мои уста скреплены обетом молчания.

– Однако ты позволяешь себе исключения. – Киндерман посолил жареный картофель. Дайер скромно пожал плечами:

– Пять – это слишком много. Да и чей могучий интеллект в состоянии перечислить аж пять наименований?

– Аткинса, – не задумываясь, ответил Киндерман. – Он может назвать все подряд: фильмы, бальные танцы, да что угодно. Спроси его об еретиках, и он тут же назовет тебе десяток в том порядке, в каком они ему больше нравятся. Аткинс – человек, который принимает молниеносные, может быть, даже чересчур поспешные решения. Однако это не страшно, ибо у него есть вкус и, как правило, он не ошибается.

– Да неужели? И какие же у него любимые фильмы?

– Первые пять?

– Первые пять.