Легион
Шрифт:
Он вышел наружу, держа пистолет в здоровой руке. На него бежал Нуртиец, размахивая оружием. Его успокоил единственный выстрел в горло. Повсюду слышались очереди из лазерных карабинов. Пето побежал к холодильной камере.
Перед кирпичным зданием холодильной камеры вся земля была завалена трупами. В большинстве своем это были полуодетые, разрезанные на части имперские воины. Сонека забежал внутрь, застрелив еще двоих эчвенуртов. С одного из них слетела нагрудная пластина и с грохотом упала перед Сонекой. На доспехе он заметил выгравированный тростник
— Уходи — раздался хрип у него за спиной. — Беги.
Он обернулся. Перед ним стояла медсестра Ида, держась за древко алебарды, проткнувшей ее грудь и пригвоздившей ее к стене. Ее одежда была пропитана кровью, на этот раз ее собственной.
— Ида!
— Для меня слишком поздно — прохрипела она и умерла.
Позади них появлялись еще Нуртийцы. Сонека быстро развернулся и выстрелил одному из них в голову. Он взглянул на дисплей оружия. Еще двадцать патронов в запасе. Девятнадцать, восемнадцать, семнадцать…
Бронци остановил спидер, чтобы немного отдохнуть.
— Просыпайся — обратился он к Шибану. Тот простонал что-то невнятное.
Гуртадо огляделся. Где же, черт его дери, отряд, обещанный Хонен? Вокруг была только пустыня.
Тут он заметил высокую фигуру, направляющуюся к нему. Через пару минут уже стало возможным разглядеть, что фигурой оказался космический десантник. Его доспех был фиолетового, с серебристой каймой цвета, и с зеленым рисунком на огромных наплечниках.
— О черт… — пробормотал Бронци.
Астартес остановился в десяти шагах от гетмана. Визор шлема горел красными огоньками, похожими на тлеющие угли.
— Бронци, мы снова встретились — произнес десантник.
— Господин?
Астартес прижал к груди массивный болтер.
— Я тебя предупреждал. Ты действительно умеешь создавать проблемы, не так ли, Гуртадо?
Бронци моргнул.
— Я не понимаю. Это важно, это…
— Не твое дело. Но ты не смог с этим смириться. Ты допустил колоссальную ошибку. Теперь мне остается только одно.
— О чем вы вообще говорите? — закричал Бронци.
— Отойди, сукин сын — вмешался Шибан, направив свое оружие на бронированную фигуру.
— Шибан, нет!
— Моим друзьям никто не смеет угрожать — прорычал Деметер и шагнул вперед. Ствол его карабина был все еще нацелен на воина в фиолетовом доспехе. Астартес медленно повернул голову к Шибану, будто оценивая степень угрозы, исходящей от него.
Десантник выстрелил из болтера быстрее, чем Бронци успел заметить какое-либо движение. Деметер Шибан, который помнил все свои сны слово в слово, будто взорвался кровавым дождем, разбрасывая по песку куски мяса.
— Святая Терра, нет! — завопил Гуртадо.
Астартес прицелился в Бронци, упавшего на колени.
— Пожалуйста… — бормотал он.
— Как я уже упоминал, — произнес космический десантник не опуская болтер. — Мне остается только одно.
— Зачем? Ради чего ты это делаешь? — со слезами на глазах спросил Бронци.
— Ради Императора.
Часть 1
Часть 1. Лето рептилий.
Глава третья
Порт Мон Ло, Нурт, два дня спустя.
Хотя Джону Грамматикусу было более тысячи лет, он носил имя Кониг Хеникер всего лишь восемь месяцев и еще привыкал к этому.
Если бы кто-то и начал проверять файлы и записи, он бы обнаружил, что Конигу Хеникеру пятьдесят два года, родом он с Терры и служил офицером разведки, приписанным к Гено пять два имперской армии.
Грамматикус все еще думал о себе как о человеке. Он родился человеком, жил человеком, и когда умер в первый раз тоже оставался человеком. После этого определить кем он являлся стало сложнее. Бесспорно было одно: в какой-то момент после первой смерти, скорее в результате каких-то длительных процессов, нежели из-за изменения его сердца, он перестал быть уверенным в своих взглядах на рождение и жизнь.
Он все еще испытывал теплые чувства к человеческой расе, но был с Кабалой уже очень давно, и за это время он видел то, что его раса с рождения называла "заглядывать вперед".
Грамматикус был одним из немногих людей, действующих как агент Кабалы. За века в Кабалу было принято очень много представителей человеческой расы, но большинство из них были давно мертвы или забыты.
Но Кабала принимала людей, пока были те, кто готов служить ей. В самом начале истории человечества, задолго до Юрского периода и древних цивилизаций, до постройки потерянных монументов, Кабала посетила Терру и нашла лишь слаборазвитых млекопитающих, занятых созданием первых каменных топоров для борьбы за территорию.
В тех созданиях Кабала увидела какое-то особенное качество. Члены Кабалы понимали, что рано или поздно человеческая раса поднимется, чтобы сыграть основную роль в мироздании. Человечество либо должно было стать самым мощным оружием против Первобытного Уничтожения, либо стать пешкой в его руках. Так или иначе, Кабала решила, что люди, развивающиеся в своем болоте, это не та раса, которую можно проигнорировать.
Грамматикус знал, что этот факт разделил правящую верхушку Кабалы. Большинство представляли старые расы, и расценивали новые виды жизни в галактике как мусор. Они боялись признать, что их судьба, как и судьба всех остальных, будет решаться молодыми, пока еще ни на что не способными существами, когда их собственная раса уже давно являлась зрелой.
Гахет как-то рассказывал Грамматикусу, что Кабала сделала первые шаги к человечеству задолго до летоисчесления, сказал об этом с горечью, и с еще большей горечью он принял повторный отказ Кабалы помочь человечеству в развитии.
— Вы всегда были дикими упрямыми зверьми — сказал Гахет. — С отвратительно высоким самомнением. Мы пытались повлиять на вас, направить вас в нужную сторону. Это было как…
Гахет сделал паузу, ища подходящее человеческое сравнение.
— Это было все равно, что приказать течению реки поменять направление.