Легионер (пять книг цикла "Рысь" в одном томе)
Шрифт:
На следующий день с утра Юний надел лучшую тунику из добротной шерстяной ткани цвета весеннего неба и, спрятав под коричневым плащом-лацерной кинжал, – мало ли что? – отправился на рынок Траяна. На улице вовсю светило весеннее солнце. Скоро наступят иды, а вместе с ними и праздники, посвященные грозному богу войны Марсу: мамуралии – праздник ковки щитов, квинкватрии – праздник военной пляски, тубилюструм – праздник освящения военных труб.
Ну и конечно же, как тут было обойтись без гладиаторских игр? По всем стенам пестрели крупные надписи «В мартовские иды – гладиаторские бои в амфитеатре Флавиев, устроитель – Божественный цезарь. Самые лучшие бойцы, самые
Прочитав, Юний поморщился, сам не зная отчего. То ли не очень приятные воспоминания накатили, то ли покоробила последняя строчка: ну можно ли так сказать – «самые дикие звери»? Впрочем, живо обсуждавший предстоящие игры народ, похоже, вовсе не задумывался о грамматике. А зачем? И так все понятно: вот игры, вот гладиаторы, а вот – звери. Еще бы хорошо – казнь преступников, пусть их как раз и растерзают «самые дикие звери», к полному удовольствию собравшихся. А между тем даже в театре Марцелла – лучшем театре Рима – давно уже не ставили пьес, пробавляясь танцами и пантомимой. Куда там пьесы, это ведь слишком сложно для простого зрителя, там же думать, понимать нужно, уж лучше пантомима или кровавый гладиаторский бой – уж тут-то все ясно-понятно. Как и то, что римский народ быдло! Тупое и ленивое быдло, презирающее труд и развращенное императорскими подачками. Нет, рассуждая таким образом, Юний вовсе не имел в виду архитекторов, юристов, писателей, многочисленных ремесленников и торговцев – те вполне достойно делали свое дело, чего нельзя было сказать о плебсе, у которого вообще никаких дел не имелось, кроме как выпрашивать у государства хлеба и зрелищ. Хлеба – побольше, а зрелищ, естественно, покровавее! Какой там театр – гладиаторский бой, чтоб кусками летело на трибуны кровавое мясо – вот оно, самое лучшее зрелище!
И ведь именно власть так развратила народ, кто же еще-то? Богатые латифундисты скупали землю, впрочем, крестьянская продукция и так не могла конкурировать с дешевым привозным хлебом. Земледельцам приходилось бросать участок и идти в город, чтобы не умереть с городу. А уж это государство гарантировало всем гражданам – бесплатный хлеб, похлебка, бесплатные гладиаторские бои. Что еще надо для счастья? Физический труд – удел дураков, всяких там рабов да вольноотпущенников. Увольте, лучше уж жить на пособие в доходных домах, кое-как питаться на государственные подачки, зато делать ничего не надо – ни работать, ни думать, а лишь алчно жаждать зрелищ. Чернь! Жуткая римская чернь! Любой ростовщик – и тот в тысячи раз моральнее, ибо хоть кому-то приносит пользу. А вообще, хорошо бы лишить всех бездельников льгот, а тех, кто не захочет работать, посадить на корабли и отправить на волю волн. Самое милое дело! И почему так не сделает император?
– Потому что император вовсе не дурак! – рассмеялся над мыслями юноши Феликс. – И хорошо понимает: чем несвободнее люди, тем сильней власть. Свободен человек, обладающий деньгами и собственностью, которую никто, даже император, не имеет права отнять. Такой человек будет себя уважать и требовать того же от власти. Нужно ли это империи? Ведь куда удобнее управлять никчемным, ленивым и необразованным быдлом, не интересующимся ничем, кроме хлебных раздач и зрелищ.
– Нет, – Юний покачал головой. – Мне кажется, этот путь когда-нибудь приведет Рим к полному краху.
– Так многие думают, – усмехнулся Феликс. – Впрочем, я тебя позвал не для подобных рассуждений, давай-ка вернемся к конкретным делам. Чем критиковать власть, – что небезопасно, смею заверить, – лучше поведай, каким образом выйти на Каллимаха? Может быть, твои мысли в чем-то совпадут с моими.
Юноша задумался. Они с Феликсом сидели в задней комнате книжной лавки, не в той,
Как отыскать Каллимаха? Наверное, через тех, кто с ним связан, да хоть через ту же Клавдию – расспросить ее хорошенько… Ничего толкового не говорит? Гм… А что конкретно? Что ростовщик куда-то уехал? Вроде бы собирался в Александрию? Так надо предупредить египетского наместника. Уже отправили письмо кораблем? Еще версии? Кроме Клавдии, наверное, могли бы кое-что рассказать и поклонники Вакха… Впрочем, думаю, их уже давно допросили. Хотя – всех ли? Понятно, что допрашивали тех, кого задержали в притоне. А ведь есть и те, кого не задержали. Их надобно только вспомнить… Например, плосколицый Сильвестр – слуга в доме Кассия Лонгина, он явно связан с культом Диониса. И еще – сторож в доме Юлии Филии на Тибуртинской улице! У него точно такой же кинжал, с буквами «К. Л.».
– Вот и займись обоими, – внимательно выслушав юношу, приказал Феликс. – А я пока половлю рыбку покрупнее.
Получив вполне конкретное задание, Юний не стал засиживаться в лавке и для начала направился на виа Тибуртина – представиться знакомым Юлии и еще раз попытаться расспросить сторожа. А если не выйдет, то с помощью стражников можно притащить его в располагающее к откровенному разговору место – Феликс обмолвился, что за этим дело не станет. Все это было легко исполнить, явно легче, нежели без приглашения прийти в дом Кассии, – так было не принято. Тем более что Юний-то был всего-навсего вольноотпущенником, а не каким-нибудь нобилем из старинной патрицианской семьи, которого почли бы за честь принять в любом доме.
Дом на Тибуртинской улице оказался пуст! Нет, ворота стояли, как и положено, запертыми, только вот никакого сторожа в доме не нашлось. Вообще никого не было. Юноша прошелся по пустым комнатам, слыша, как в стенах гулко отдается эхо, и в задумчивости уселся на ложе. Этот путь привел расследование в тупик, теперь осталась лишь надежда на Кассию, но как до нее добраться? Просто так прийти в дом – не пустят слуги. Впрочем, красавица как-то намекала, что вовсе не прочь видеть Рысь в качестве любовника. И даже не намекала, а сказала прямо. Тогда в чем же дело? Пойти и… Нет, не все так просто – для начала хорошо бы узнать, дома ли отец девушки, старый Кассий Лонгин? Уж он-то, понятно, Юния и на порог не пустит. А вот ежели старикана дома нет…
Старикан оказался дома, о чем юноша узнал от привратника. Жаль, жаль… Покачав головой, Юний зашел в таверну, располагавшуюся на первом этаже дома. Заказав оцеллу с вином, уселся за дальний столик и принялся ждать, пока испекут лепешку. Народу в таверне было немного, в основном жившие неподалеку торговцы, да иногда сверху заглядывали домашние рабы Кассия, просто так, без всякого конкретного дела – слуг в богатых домах обычно бывало такое множество, что многие из них откровенно бездельничали.
Юний подошел к плите, посмотрел, как готовится оцелла, вдохнул горячий воздух, пропитанный вкусным запахом оливок и жареного лука, прислушался. Слуги болтали о порядках в доме, не стесняясь, обсуждали и хозяина, и его молодую, но распутную дочь, не считавшую зазорным делить ложе с первым попавшимся.
– Да уж эти женщины, – вмешался в разговор Рысь. – Никогда не знаешь, что они и хотят? То ли богатого мужа, то ли молодого любовника?
– И того и другого! – захохотал один из слуг – томный юноша с ножницами у пояса, видимо, раб-парикмахер.