Легкая нажива
Шрифт:
Глава 3
В то время, когда Бетти Доусон, погруженная в дрему, лежала возле бассейна, Эл Марта в своей квартире на крыше восточного крыла «Камеруна» как раз пробуждался от послеобеденного сна. Спальня хозяина была достаточно роскошной для того, чтобы напоминать ему каждый раз, когда он стряхивал с себя жуткий сон о прошлом, что он жив, здоров и даже богат. У него солидная доля в собственности отеля, и его квартира была отчасти и лицом «Камеруна». Обстановка говорила о том, что он уже много лет не подвержен опасности ареста. Здесь безопасная гавань, богатая, защищенная, с полным набором всякой всячины, составляющей мечту среднего уголовника. Когда Макс
Он повертел головой, чтобы удостовериться, что спал один, протер глаза, почесал серые спутанные заросли на груди, встал и так широко зевнул, что даже пошатнулся. Потом натянул мятые холщовые брюки, пригладил ладонями редеющие волосы, зажег сигару и вышел босиком в большую гостиную посмотреть, кто там есть. А быть кто-то должен. Так уж он наладил свою жизнь. Ему нужны были люди поблизости, рядом, чтобы он мог их потрогать, посмотреть на них, посмеяться с ними.
Тихо играла музыка. Гидж Аллен и Бобби Валдо играли в джин. Браунелл, по кличке Бобер, сидя на низенькой кушетке, с тренированной настойчивостью что-то говорил блондинке из кордебалета выступающей сейчас в «Сафари» шоу-группы. Девушка держала в руке бокал, смущенно и внимательно слушая Браунелла, который подчеркивал наиболее интересные места своей приглушенной лекции легким и частым касанием ее загорелого бедра чуть пониже шорт.
Джерри Баклер спал на другой кушетке, пуская пузыри уголком рта.
Эл подошел к магнитофону и прибавил звук, затем приблизился и посмотрел на стол. Гидж бросил семерку червей. Бобби Валдо заколебался, что ему сбросить, и положил семерку бубен. Гидж схватил ее и поместил как раз в середину бубнового ряда. Бобби Валдо проворчал:
— Вот ведь сукин сын!
— Не зевай, сынок, — самодовольно отреагировал Гидж.
Эл налил себе немного виски с содовой и спросил, обращаясь ко всем сразу:
— Чем занимаемся? Кто ведет?
— Хозяева поля, — ответил Бобер.
— И какой же счет? Можно не отвечать: вижу, что по нулям, с тоски маетесь. Где этот Арти?
— С минуты на минуту должен быть, — ответил Гидж.
Гидж Аллен и Элфрид Адамс Марта были знакомы больше двух десятков лет. Гидж оказывал Элу разные услуги, и все весьма конфиденциального характера. У Аллена был скрипучий голос, копна седоватых волос, крепкая юношеская фигура и коричневое, как седло, лицо, так глубоко изрезанное морщинами, что вызывало сравнение с вельветом, каким-то странным и новым его видом. Лицо Гиджа резко контрастировало с белыми стекловидными искусственными зубами и свинцовыми, проницательными глазами.
— Сыграем втроем, — предложил Эл, — как вы?
— Идет, только сейчас я по-быстрому раздену его, — сказал Гидж. — Разве это игрок?
Бобби Валдо недовольно запыхтел.
— Дай-ка карту, — потребовал он. Бобби был человеком молодым, огромным, немного горбившимся, со сгоревшей на солнце кожей лица, шеи, рук. На его угловатом черепе произрастала еле заметная щетина морковного цвета, брови и ресницы почти не проглядывались, на мясистых веснушчатых руках виднелась экстравагантная татуировка.
Чем-то все они раздражали Эла Марта. Это был сильный коренастый мужчина с желтоватой пухлой физиономией, почти ровно наполовину лысый — от уха до уха через макушку проходила четкая линия, впереди которой не было ни волоска. У Эла были густые длинные черные ресницы, маленький вздернутый нос, толстые чувственные губы, карие глаза с поволокой.
Он имел, на жаргоне Лас-Вегаса, тридцать очков в «Камеруне»,
Марта знал сотни людей из шоу-бизнеса по именам, и большинство были настолько глупы, что им льстило внимание этого уголовника. Он с готовностью улыбался, громко и охотно смеялся, слушал с самым пристальным вниманием и вставлял в разговор шутки своевременно, как профессиональный конферансье. Он хорошо жил, хорошо одевался, хорошо развлекался. В нем не было ничего зловещего или отталкивающего. Он помнил дни рождения массы людей и посылал им дорогие подарки, а если кто-то влипал в неприятность, то всегда был готов помочь выбраться из нее.
«Камерун» Эл Марта использовал как базу для своих операций. В новом здании деловой части Лас-Вегаса расположилась компания «Икс-торг», мозговой центр нескольких корпораций, занимающихся недвижимостью, транспортом, связью, оптовой торговлей. Эл Марта в известном смысле был владельцем «Икс-торга». Правда же, — которой не суждено было когда-либо выйти на поверхность благодаря адвокатам и бухгалтерам компании, способным запутать любое дело, — состояла в том, что Эл Марта занимал пост регионального менеджера, получавшего приказания из штаб-квартиры в Лос-Анджелесе. Этой штаб-квартирой, в свою очередь, руководил чикагский центр — из общенационального совета, расположенного на Восточном побережье.
Часть каждого доллара, законного или незаконного, обложенного налогом или необложенного, оседала в сейфах этого совета, причем деньги расходовались далее настолько продуманно и аккуратно, что человек наподобие Эла Марта за шестнадцать лет не был ни разу арестован. Какой-то процент каждого доллара попадал и местным организациям. Никто не знал, сколько денег у Эла Марта. Но их вполне хватало на «линкольн», который он менял каждый год, на гардероб в сорок тысяч, щедрые подарки, роскошные развлечения, содержание особого штата «помощников», не проходящего по ведомостям ни казино, ни отеля, на достойное обеспечение тех молодых женщин, которые ублажали его. — Сегодня опять простаиваем, — проворчал Эл.
Он остановил взгляд на Вилбуре Браунелле — Бобре, восхищенный его высокой техникой обхаживания женщин. Бобер был худым, длинным и внешне хрупким человеком с воробьиной грудью, лет сорока с лишним. Щеки у него ввалились, отчего лицо напоминало изображение смерти. Большие желтые зубы торчали под углом, что и послужило причиной для клички. Волосы Бобер красил в неимоверный оттенок коричневого цвета, как у дешевых ботинок, голос имел пронзительный и монотонный. Неизвестно, где Бобер мог так одеваться, но он носил одежду в стиле чуть ли не тридцатых годов. На нем было слишком много больших желтоватых бриллиантов, и он заливал себя одеколоном. И тем не менее у этого необычного человека никогда не было, как говорили, меньше трех женщин. И красивых. А необъяснимая любовь к Бобру заставляла этих женщин все время переживать и мучиться.