Легкая поступь железного века...
Шрифт:
— С… с какими… заговорщиками?
— Матушка моя, — генерал изменил тон, — полно дурочкой прикидываться!
Но он видел изумление в черных блестящих глазах, в лице — растерянность и непонимание.
«Неужто так ловко притворяется?»
— Может быть, вы еще скажете, что понятия не имеете о заговоре, давеча раскрытым господином Лестоком? — почти насмешливо протянул Андрей Иванович, перебирая бумаги на столе и лишь искоса взглядывая на Наталью. — О намерении злодеев отравить Государыню, о том, что главные виновники находится
Большие глаза еще шире раскрылись. Ушаков бросил бумаги.
— Вы что же, — повторил он резко, — не знаете того, о чем весь Петербург болтает вот уже несколько дней? Все — от придворных до простолюдинов!
Девушка отрицательно покачала головой.
— А может быть, вы еще скажете, что и исчезновения дяди не приметили?
— Я заметила, — тихо сказала Наталья, — но не придала значения… Он часто по несколько дней гостил у друзей.
Теперь генерал вновь рассматривал ее с нескрываемым интересом.
— Так-так… А не удовлетворите ли мое любопытство, сударыня, — что же за причина сего неведения? Вы что же, монахиней-затворницей, что ли, живете?
— Я не лгу вам! — возмутилась Наталья. — И… знала ли я, не знала — какое это имеет значение?
— Здесь мое дело, голубушка-сударушка, спрашивать, — едва ли не пропел Андрей Иванович. — А ваше — ответствовать без рассуждений. Стало быть, о заговоре вы и не слыхивали?
— Нет. Я… я не выходила несколько дней из дома… не разговаривала ни с кем.
— Именно в эти дни? Как странно…
— Так уж случилось. — И выпалила невольно: — Меня оставил жених!
— О! Сие меняет дело, действительно… да. Господин Белозеров, насколько припоминаю?
«Он и это знает!» — почти с ненавистью подумала Наталья.
— Да, знавал господина Белозерова, помню его, — продолжал Ушаков. — Как его здоровье драгоценное?
Наталья внезапно ощутила, как накатывается на нее удушающая волна отчаянного гнева.
— Сейчас — прекрасно! От знакомства с вами он оправился гораздо быстрее, чем можно было предполагать.
Генерал-аншеф усмехнулся.
— Ясно. Напрасно вы так разгорячились.
«А он этого и ждал! — поняла Наталья. — Он издевается надо мной…» Но Ушаков продолжил уже совершенно серьезно.
— Не стоит возноситься над нами, Наталья Алексеевна, над покорными рабами Ее Императорского Величества. Ныне царствует Государыня Елизавета Петровна, и наш долг — оберегать ее спокойствие и здравие. Однако когда нынешняя Императрица была еще Цесаревной, и Престол законно принадлежал Их Императорскому Величеству Государыне Анне Иоанновне, разве не преступной дерзостью было со стороны вашего жениха… или, простите, теперь уж просто господина Белозерова, замышлять заговор против законной правительницы? Любой заговор — дело богопротивное.
— А то, что ныне царствующая Государыня взошла на Престол благодаря заговору?.. — вырвалось у Натальи. И она увидела, как растягиваются в торжествующей улыбке
— Это не записывай, Степан. Да, — отвечал он Наталье, — Богу угодно было покровительствовать дочери Великого Петра. Не наше это дело — постигать Промысел Божий, наше дело — смиряться перед благой Его волей. И те, кто смеют утверждать, что Государыня взошла на трон незаконно, «благодаря заговору», выказывают себя противниками не только монаршей, но и Божьей воли. Следует ли таким сострадать и выгораживать их?
Дверь чуть приоткрылась, показалась чья-то голова, на что Ушаков внимания не обратил, а скромный человечек встал из-за стола, подошел к генералу, что-то шепнул ему.
— Да, Степан, иди.
Тот, кого звали Степаном, вышел.
— Так, Наталья Алексеевна, — вернулся Ушаков к прерванному разговору. — Следует ли, спрошу я вас, забывать о вашей верноподданническом долге ради превратно понимаемого долга семейного и отрицать очевидное? Ваш дядя, несомненно, знал о дерзновенном преступном замысле госпожи Лопухиной и графини Бестужевой лишить Государыню жизни, дабы вернуть Престол малолетнему Иоанну Антоновичу…
Он намеренно оборвал фразу и смотрел, не мигая, на Наталью. Вот в глазах ее зажглись какие-то искорки — это вновь пробился гнев, заглушивший страх, — первый в безмятежной дотоле жизни настоящий гнев, с которым юная девушка не умела справиться.
— Так заговор раскрыл господин Лесток? — тихо, детски-невинно спросила она.
— Что? — удивленно произнес генерал, чего с ним сроду не случалось на допросах.
Вновь появился Степан, опять пошептал что-то на ухо начальнику и скромно пристроился в своем уголке. Ушаков хмыкнул. И опять уставился на Наталью.
— Та-ак! — его резкий возглас заставил девушку вздрогнуть. — Что вам известно?
— Только то, что соблаговолили сообщить мне вы, ваше превосходительство.
— Чудесно! И что вы думаете обо всем этом? Каковы ваши заключения?
— Но я, кажется, не служу в Тайной канцелярии! — парировала Наталья.
Ушаков склонился к ней через стол, тихо и серьезно вопросил:
— А хотите?
Ответная тишина была весьма красноречива. Степан бросил вести записи и философски-задумчиво разглядывал начальника.
— Думаете, я смеюсь? — спросил генерал, хотя был уверен, что Наталья так не думает. — Отнюдь. Уверен, вы станете со времени одним из лучших моих агентов, на это у меня чутье. Только подучить чуть-чуть…
Наталье показалось, что горло ее безжалостно сдавили.
— Мне только что пришла в голову эта мысль, — продолжал Андрей Иванович. — До того, признаюсь, я хотел просто отправить вас на дыбу, ежели начнете упрямствовать. Не дрожите — уже не хочу. Но объясниться все-таки следует.
Он оглянулся на Степана, тот почтительно кивнул: понимаю, мол, пока ничего не записываю.