Легкие шаги в Океане
Шрифт:
Все смеялись, а потом надолго задумывались. Слышно было, как трещат в печурке дрова, как воет ветер над побережьем.
Участники злополучных раскопок на заброшенном становище все еще чувствовали себя неважно. Доктор Бологуев заставлял их пить травяные отвары, сетовал на нехватку витаминов и пугал цингой.
– У нас еще пол ящика зеленых лимонов, – успокаивал его Седов. – Какая цинга? Линько каждый день на охоту ходит, то куропатку подстрелит, то гуся. Скоро из Новорыбной придет судно, привезет консервы и лекарства. Не
– Не нравится мне эта болезнь, – понижая голос, жаловался доктор. – Вдруг она заразная? Вирус какой-нибудь?
– Откуда?
– А раскопки?
– Экий ты, братец, фантазер, – улыбался Седов. – Думаешь, проклятие «духа тундры» всех нас сведет в могилу?
– Отчего же все прежние обитатели зимовья умерли? – не унимался Бологуев. – Шутки шутками, а меры принять не помешает.
– Какие меры?
– Слыхал о проклятии фараонов? Кто в гробницу с недобрым умыслом проникнет, умрет злой смертью… – шептал доктор. – Скептики навроде тебя тоже не верили.
– И что? – невольно переходил на шепот Седов.
– Заболели и того… преставились.
– У тебя самого температура нормальная? – злился Седов. – Не стыдно всякую чепуху повторять?
– А меры все равно принять надо! – стоял на своем Бологуев. – Вреда не будет.
– Шамана долганского вызвать, что ли?
– Может, и шамана…
Прошли три дня. Антон Шелест, который уже почти выздоровел, снова ослаб. Он потерял аппетит и лежал, безучастный, смотрел в потолок. Жилев ни с того, ни с сего раскашлялся, у него заболело горло, появился насморк. Доктор сам почувствовал неладное – по утрам поднимался с тяжелой головой, с трудом преодолевал навалившуюся усталость.
– Сбывается проклятие «духа тундры», – пытался зубоскалить Ряшкин. – Мы нарушили его покой, и вот, расплачиваемся!
Никто не смеялся.
– Надо что-то делать, – твердил доктор. – Если нужен шаман, зовите шамана. Плевать, что о нас подумают.
– Здесь, на Таймыре, никто даже не удивится, – неожиданно поддержал его Гурин.
Остальные согласно кивали головами. Все понимали: необходимо вмешаться в ход событий, переломить ситуацию. Но как? Шаман – это смешно.
В глубине души Жилев отдавал себе отчет, что шаман потребует вернуть «духу тундры» его «глаз», похищенный непрошеными гостями. Единственную находку, с таким трудом добытую из суровой арктической земли, придется закопать там же, на развалинах становища. Или отдать шаману. Ученый не мог пойти на такой шаг. Вернуться с Таймыра без ничего, без доказательств существования Атлантиды?! Это не укладывалось в голове.
Он уходил из дома и часами бродил по побережью, преодолевая слабость, спотыкаясь и сгибаясь под порывами ветра. Громко кричали поморники, кулики и чайки, гнездящиеся на прибрежных скалах, шумел прибой.
– Я ни за что не расстанусь с кристаллами, – в отчаянии шептал Жилев. – Ни за что! Лучше умереть… Но тогда… я
Обессиленный, он возвращался в дом, забирался в спальный мешок и предавался мучительным раздумьям.
Из Новорыбной пришло судно, доставившее еду и лекарства. Доктор прописал всем ударные дозы витаминов, антибиотики и аспирин. Сам он тоже глотал таблетки и постоянно пил горячий чай.
– Инфекцию нужно вымыть из организма. Если не можете есть, пейте сладкий чай и травяные отвары.
Степан Игнатьевич уединялся с Седовым, самым старшим и опытным членом экспедиции, подолгу с ним шептался.
– Неужели все наши неприятности… из-за кристалла?
– Черт его знает! – разводил руками полярник. – Я бы ничему не стал удивляться.
– Ты веришь в эти бредни про «духа тундры»? Не ожидал от тебя.
– Я сам не ожидал, – вздыхал Седов. – Здесь того и гляди умом тронешься. Снега, льды, безмолвие… нескончаемая белая пустыня.
– Не такая уж и пустыня. Ненцы всю жизнь с оленями по тундре кочуют и остаются в здравом рассудке.
– Они привыкли.
– Значит, и мы привыкнем.
– Знаешь, что? – предложил Седов. – Давай отнесем этот чертов кристалл подальше от дома, в скалы куда-нибудь, и спрячем. А?
– Можно… – уклончиво ответил Степан Игнатьевич. – Только зачем?
– Проверим.
Они не стали уточнять, что именно проверят. Идея обоим понравилась.
Утро следующего дня принесло неприятный сюрприз. В экспедиции впервые приключилась драка. Историк Гурин набросился на Ряшкина. Они не нашли согласия по национальному вопросу. Завязалась потасовка, которая развлекла остальных и даже внесла некоторое оживление в скучный и унылый быт.
– Мы все произошли от обезьяны! – кричал разъяренный Гурин. – И русские, и чукчи, и чистокровные арийцы! Все!
– Да будет вам известно, милостивый государь, – пытаясь дотянуться до горла оппонента, вопил молодой политик, – что сие решительно невозможно! Дарвин опозорил человечество своими дикими идеями! Но как вы, интеллигент, можете повторять подобную нелепицу?! Вы что же, считаете себя потомком шимпанзе?
– Вы-то уж никак не похожи на цивилизованного человека, – брызгал слюной Гурин. – Орангутаны – еще слишком хорошие предки для вас!
Они сцепились и покатились по полу под одобрительные возгласы «зрителей». Линько и Бологуев бросились разнимать дерущихся. Эта отвратительная сцена окончательно убедила Жилева, что кристалл следует унести подальше от дома и надежно спрятать. Он сделает это сам, без свидетелей. Кто знает, как будут развиваться события?
Драка внесла разрядку в однообразное, вялое существование. Виновники надулись и не разговаривали друг с другом. Другие же бурно обсуждали между собой предмет спора. Эволюционная теория Дарвина подверглась резкой критике.