Легко!
Шрифт:
– Че сказать хотел, сынок? Не расслышала я. Старая совсем стала. Ты не стесняйся, говори громче. – Старушка пропустила вперед шагавшего к холму гранчанина и пристроилась рядом со мной. Однако двигалась она медленно, поэтому вскоре отстала.
Уже под деревьями, когда мы расположились на ночлег, крючконосая снова подошла ко мне. Под ее ногами тут же вырос аккуратненький пень, а рядом зажглись два огонька.
«А дама-то не из простых!»
– Ты сам, я гляжу, не здешний будешь? Это сразу видно по гордой стати и мужественному лицу. А еще у тебя в
Бабулька битый час вещала о своей тяжелой доле, определив в нашей паре меня как слабое звено. При этом она не стеснялась повторяться, рассказывая об одном и том же по нескольку раз. Меня так и подмывало остановить этот словесный поток, но я молчал.
Затем в мой адрес посыпались всевозможные комплименты. Некоторые из них были весьма двусмысленными, другие – явно провокационными, специально подталкивающими выступить с опровержением. Но я молчал.
Видя тщетность своих усилий, бабка совсем распоясалась и перешла на нецензурную лексику. Я никогда не слышал, как бранятся портовые грузчики, но думаю, что она это делала еще грязнее. Чего только не пришлось выслушать в свой адрес! Многие выражения изобиловали трех– и более составными нецензурными эпитетами, демонстрировавшими лексическую изобретательность коротышки. Очень захотелось придушить крючконосую, НО Я МОЛЧАЛ. Уже из последних сил.
А моя собеседница в ходе разговора все уменьшалась и уменьшалась в размерах. Когда она усохла до габаритов указательного пальца, ее ораторские силы иссякли:
– Тьфу на вас, проклятые! Шляются тут всякие, а корысти от них никакой.
На прощание лилипутка одарила нас злобным взглядом и, шустро соскочив с пенька, исчезла. Огоньки тут же погасли, пенек спрятался под землю.
Брякун давно крепко спал, и я решил, что имею полное право заняться тем же: как-никак выдержал словесную атаку «бронетанковой армии», истратив при этом все свои моральные силы.
Нас разбудил утренний дождик. Когда удалось продрать не желавшие открываться глаза, взору представилась бескрайняя водная гладь. Холмик автоматически превратился в островок, и сразу стало понятно, почему гранчанин назвал его именно так.
Вот и сапоги пригодились. Мы молча поднялись, облачились в плащи и отправились дальше. Вода доходила почти до колен. Идти было нелегко, но задерживаться в вотчине гостеприимной лилипутки не хотелось. Вдруг она снова начнет изливать душу?
– Теперь можешь говорить, – милостиво разрешил Брякун, когда приютивший нас на ночь холмик исчез из виду.
– Что за кукла жужжала мне в уши всю ночь? И почему именно мне?
– Так они у тебя длиннее. Да и весишь ты больше меня.
– А при чем здесь вес?
– Как «при чем»? Старушка-заглотушка очень любит покушать.
– Вот эта мелкая?!
– Мелкая она, пока ты молчишь. Стоит одно только слово сказать – и бабка начинает расти. И все: один раз раскрыв рот, сам остановиться ты уже не в силах. А ей только того и надо. С каждым словом
– Что же ты мне заранее не рассказал?
– Не успел. В болотах много разных обитателей. Обо всех сразу не вспомнишь, а о некоторых тебе лучше вообще не знать.
– А почему она уменьшилась?
– Слишком много сил на тебя потратила. Такое иногда случается, когда заглотушка чересчур уверена, что сумеет разговорить жертву. Вот и старается до последнего. Как в азартных играх: не всякий может остановиться вовремя.
– И что с ней будет?
– Жалко, что ли, стало? Не волнуйся, она теперь кузнечикам да лягушкам зубы заговаривать будет. Скушает их сотню-другую – и подрастет. Затем опять начнет пешеходов выслеживать.
Воды под ногами становилось меньше и меньше, а вскоре она и вовсе исчезла. Дождик, правда, моросить не прекращал, поэтому мы топали в отяжелевших от влаги плащах.
– Брякун, а здесь никаких строений по пути не предвидится? Хочется под крышу забраться, поесть по-человечески… Надоело питаться на ходу и спать на сырой земле. – Во мне неожиданно проснулся и потребовал привычного уюта человек, избалованный городскими удобствами.
– Непогода – еще не повод для уныния, а если не прекратишь плакаться, я тебя перестану уважать.
«А ведь действительно хандрю. Причем почти без причины. Дождика испугался? Вроде нет. Неужели так сказывается общение с крючконосой? Что же получается – она сильнее? Или меня способны сломить тяжелые сапоги и мокрый плащ? Не такие уж они и тяжелые! Погода прекрасная! На душе почти легко! А впереди – новые встречи. Где в Москве, скажите на милость, я смог бы увидеть крудда, старушку-заглотушку? Да мало ли еще кого. Нигде. То-то! Вот пусть они все мне и завидуют. Хотя зачем мне чужая зависть? Жить нужно легко!»
Раздумывая над своим поведением, я не сразу заметил впереди облако тумана.
– Это что за избушка? А вон и вторая, третья?..
Прямо из молочной дымки тумана смутно проглядывались треугольные крыши небольших домиков.
– Поселок болотопроходцев! – радостно ответил беззубый следопыт. – Вот что значит – выбрать правильную дорогу. Заметь, мы с тобой добрались сюда почти без происшествий. Заглотушку можно в счет не брать, по сравнению с иными, она – тварь почти безобидная. Разве я не молодец?
– Ты молодец! – Если человек хочет, чтобы его похвалили, почему бы не пойти навстречу? С меня не убудет, а другу приятно. – Без тебя кое-кто уже три раза бы отдал концы.
– Этот «кое-кто» слишком много на себя берет, – довольный вытянутой из меня похвалой, возразил гранчанин. – Отдать концы можно всего лишь раз.
– У некоторых случаются исключения.
– В твоем мире? – заинтересовался Брякун. – Расскажи.
Я вспомнил про случаи клинической смерти, но не стал отягощать мозг въедливого мужичка такими тонкостями, воспользовавшись его стандартной отговоркой: