Легкомысленное пари
Шрифт:
– Люди должны помогать друг другу, а друзья – тем более, – ответила Мария, мигая увлажнившимися глазами.
Минуло четыре дня.
Четыре долгих и мучительных дня без единой весточки от Маркуса. Приходил доктор. Он сказал, что с ее горлом будет все прекрасно. Просто наглоталась слишком много дыма. Он прописал ей чай с медом и приказал поменьше разговаривать.
Филиппа позволила Марии и Тотти возиться с ней как с маленькой: поить чаем с ложечки и взбивать подушки.
У Филиппы не было пока четкого представления о программе своего бала Беннинг, и она была счастлива, когда Мария удачно
Странно, но она давно уже не давала о себе знать. Ее безразличие больно задевало сердце Филиппы.
Цветы поступали в ее дом чуть ли не возами. Ее гостиные и холлы утопали в цветах, она получила карточки от всех, от кого только возможно. Всех волновало ее самочувствие. Но ее мать, судя по всему, пребывала в неведении относительно последних событий.
Нора навестила ее только однажды, а мать Норы – дважды. Она плохо разбиралась в серьезных предметах, а сплетни, которые она принесла, были малоинтересны. Побывала у нее и миссис Херстон, удивив Филиппу своей чувствительностью и слезами, которыми она ее оросила.
Тотти и Мария были постоянно с ней во время этих малых визитов, ограничивая их по времени и следя за странным калейдоскопом сплетен, рекомендаций и планов относительно предстоящего бала Беннинг. Казалось, что все ищут внимания Филиппы.
Она была бы весьма рада всему этому интересу и суете вокруг нее, если бы это не было так утомительно. Одна половина лондонского общества просиживала в ее гостиных, другая – оставляла там свои карточки с благими пожеланиями. Но тот, кого она так мечтала увидеть, все не являлся. Филиппа решила, что виной тому неотложные дела государственной важности в Военном департаменте, брифинги с Филдстоном и так далее. Но не мог же он вечно оставаться в стороне от нее? Она надеялась хотя бы на обычную карточку с дежурными словами. Придется ждать, решила она.
Неожиданно явился другой важный визитер.
– Должен вас обрадовать, Филиппа, о вас говорят сейчас в каждом доме, – сообщил Бротон, усаживаясь на кушетку в нижней розовой гостиной. Он явился уже далеко после полудня, когда все посетители умчались готовиться к разным вечерним развлечениям. Она подозревала, что он выбрал это время нарочно, чтобы объясниться наедине. – Если вы еще не были королевой сезона, то теперь вы ею стали, – изрек он, вытягивая ноги и скрещивая их в лодыжках для пущего удобства. – Все говорят, что вы спасли жизнь Веллингтону или хотели спасти, что-то в этом роде. Я со своей стороны уверен, что вы оказали неоценимую помощь британской короне. Это во многом извиняет ваше поведение.
– Мое поведение? – равнодушно переспросила Филиппа, поглаживая своего любимого шпица. Ее горло почти пришло в норму, но доктор по-прежнему советовал ей говорить как можно меньше.
– Разумеется. Я гонялся за вами по замкнутому кругу, вы то приближали, то отдаляли меня. Я должен был угадывать место следующего свидания и строил надежды, и… ничего. – Бротон с осуждением посмотрел на нее. – Должен признаться, мне это не слишком нравилось.
Значит, он явился прочитать ей нравоучение, подумала Филиппа. Объявить о разрыве отношений. Что ж, она хорошо повеселилась, водя его за нос.
Бротон
– Однако мне никогда не приходило в голову, что вы можете быть замешаны в большой политике и что вам угрожает опасность. Теперь я принял окончательное решение – вы должны стать моей женой. Я делаю вам предложение по всей форме.
Филиппа моргнула от удивления. Даже Битей нетерпеливо поднял голову с подушечки, прислушиваясь.
– Полагаю, что и в браке мы могли бы сохранить отношения, обеспечивающие известный уровень свободы для нас двоих и в отдельности, – продолжал он. – Раз уж все равно нужно когда-то жениться, я бы предпочел сделать это теперь, завоевав первую леди сезона, прославившуюся не только на бальном паркете, но ставшую героиней, удостоенной благодарности высочайших особ. – Шагнув вперед, он склонился перед креслом, в котором она восседала. – Соглашайтесь, Филиппа. Должен же кто-то взять на себя заботу о вас!
Закончив свой спич, он застыл, выжидая.
– Я… я не знаю, что и сказать, – проговорила она.
– Говорите «да», разумеется. Что же еще? – Он широко улыбнулся. – Мы с вами прекрасная пара! Подумайте только, какими заголовками запестрят газеты, подумайте о свадьбе, которую мы устроим. Обещаю, ее будут помнить не один десяток лет. – Он вдруг решил занять место рядом с ней. – Представьте, какие хорошенькие маленькие чертенята могут появиться у нас. Это будет целая династия. Представьте тот комфорт и веселье, которые вас ожидают.
Филиппе хотелось рассмеяться. Если бы это предложение последовало два месяца назад, даже месяц, она бы пришла в восторг. Это было все, о чем она тогда мечтала. Все общество было бы у ее ног. Как же, самый завидный холостяк Лондона решил стать ее мужем! Пересуды, веселые балы… день за днем, до бесконечности! Но теперь ей все это было не нужно.
– Филипп, – проговорила, наконец, она. – Вы все сказали?
– Чего же вам еще не хватает? – нахмурился он.
Филиппа легонько потрепала его по руке.
– Благодарю вас, Филипп. Это весьма великодушно с вашей стороны. Очень лестное предложение.
– Я знаю, – отозвался он.
– Но, – продолжила она, – мне сейчас нужно совсем другое.
– Что же вам нужно, Филиппа? Я куплю для вас все, что вы пожелаете, – улыбнулся Бротон.
Теперь вздохнула Филиппа:
– Я хочу быть любимой. Не бережно охраняемой вещью, а любимой. Мне не нужно, чтобы меня охраняли, я не могу больше жить без любви…
Сказав это, она поспешно покинула гостиную.
– Что это может быть? Как ты полагаешь? – спрашивал лорд Филдстон, вертя в руках обгорелый клочок бумаги. Маркус смотрел перед собой застывшими глазами. Ему еще придется потрудиться над этим, соединяя, а потом расшифровывая обгоревшие клочки бумаги, найденные в жилье Лорена. Их было шесть, и сейчас они лежали перед ним на столе. Здесь же находился и Кроули – после смерти Стерлинга у него на сердце лежал камень – и все другие члены отдела безопасности. Он размышлял о том, сколько еще пособников Лорена могло остаться в Лондоне. Перед своим концом он заявил, что бонапартистов осталось на свободе больше, чем они думают.