Леголас и Атеистка
Шрифт:
— Я могу отдать тебе половину своих оставшихся лет, конечно, так ты проживёшь меньше, чем если бы родилась в нашем измерении, но больше, чем обычный человек.
— Как это — отдашь годы? Такое возможно?
Может, всё же галлюцинации?
— Да, это возможно. Ты та, с кем я связан нитями мироздания, Эарбримад Лифедод Канинейл Финлилир Лирос сделает это, как сделал бы для любого, кого связали нитями мироздания с человеком.
— Сочувствую вашему горю, — всё, что сумела пробормотать Сашка, перед тем как уставиться на гладь воды за белыми изразцами
— Может, этот твой Эрбадрид всё же ошибся? — решила вселить надежду в Леголаса Семнадцатого Сашка. А заодно и в себя.
Не то чтобы ей помешала пара тысяч лет в запасе, однако провести эти годы с парнем, называющим себя правителем альвов, было сомнительной идеей.
И что самое обидное, для Семнадцатого — тоже. Может быть, Сашка и не была так уж красива, как их, альвивские женщины…
— Ты красива, — Семнадцатый перебил мысленный поток Сашки.
— Хватит копаться в моей голове!
— Это получается непроизвольно, мистрис Атеистка. Эарбримад Лифедод Канинейл Финлилир Лирос сказал, что ошибки нет. Ты — именно та.
— Когда это он сказал?
— Только что.
— И как же? — ехидно заметила Сашка. — Его тут нет.
— Так же, как я чувствую твои мысли.
— Ты и с ним связан нитями мироздания? — Сашка так и села.
Ничего себе, групповушка намечается.
— Эарбримад Лифедод Канинейл Финлилир Лирос связан со всеми, — проигнорировав, а может, не поняв мысль Сашки, ответил Леголас. — Он — смотритель мироздания. — Леголас нахмурился, словно подбирал слово.
И Сашка увидела жгучего брюнета, того, что был Эрбадридом. Он стоял на высоких ступенях, и сверху на него падали лучи солнечного, как подумала Сашка, света. Лучи не просто били вниз, на человека, вернее альва, они как будто играли с руками того, кто был Эрбадридом. А он эти лучи передвигал и запутывал, заплетал, как косы. Потом развернулся, и Сашка увидела, что чёрные глаза могут быть чернее черноты, так, что ей стало страшно, а уж когда Эарбримад Лифедод Канинейл Финлилир Лирос заговорил что-то на гортанном, отрывистом и сложным для человеческого уха, языке, Сашка и вовсе вспомнила древние обряды, или то, как это показывали в мистических фильмах.
— Жрец, — подсказала Сашка.
— Да, мистрис Атеистка, «жрец» — наиболее подходящее слово, хотя его предназначение на Земле более узкое, чем тут.
Ещё бы. Жуть какая.
— Раз никаких сомнений нет, сегодня состоится приём в твою честь, мистрис Атеистка, и ритуал.
— Какой ещё ритуал?
— Свадебный, — пожал плечами Леголас Семнадцатый и поморщился ещё раз.
— Эй, погоди, может, как-то моим мнением поинтересуешься? Мне рано выходить замуж, по вашим меркам я точно несовершеннолетняя!
— Ты та, с кем я связан нитями мироздания.
— Хватит, а!
— Я ничего не могу с этим поделать, — Сашке, конечно, только показалось, что Семнадцатый повысил голос, и даже какое-то раздражение в его словах.
Ничего себе. Он меня притащил, что-то лепечет про мироздание, нити — Ариадна, тоже мне, нашлась, — брачные ритуалы, может, ещё простынь вывесим по утру, а я виновата?!
— Мы
— Ну, ладно, вернёмся к ритуалу, как это выглядит? Мне надо принести жертву? Или станцевать что-нибудь… или что?
— Просто соберётся вся семья, мы объявим, что ты та, с кем я связан нитями мироздания, и всё.
— Всё? — Сашка подозрительно посмотрела на Леголаса.
Как-то всё слишком просто.
— Мы не усложняем простые вещи. Мы уже связаны, осталось только объявить об этом.
— Может, тогда достаточно телеграммы? — ехидно. Отчего-то захотелось, если уж проходить брачный ритуал с этим аристократическим альвом, то обязательно в сказочно-красивом платье и с консумацией брака, если уж на то пошло. Но сказать этого Сашка, конечно, не могла.
— У тебя будет лучшее платье из всех возможных в семи измерениях, и всё остальное тоже, — Леголас Семнадцатый едва улыбнулся, а Сашке стало ещё более стыдно. И приятно.
В этот момент, как из воздуха, появились женские фигуры в светлых, разного оттенка белого, платьях. Они что-то сказали Семнадцатому, и он, подбадривающее улыбнувшись, испарился, словно его и не было на террасе. И вообще — никогда не было.
Женщины, в большинстве своём, были светловолосые, возможно, седые, независимо от возраста. Впрочем, в возрасте хотя бы лет сорока, Сашка никого не видела. Все были молоды, стройны, выше Сашки и со странными кистями рук — вытянутыми и длинными пальцами. Они аккуратно ходили вокруг, переговариваясь, кто-то довольно улыбался, а кто-то наоборот — хмурился и даже посмеивался над Сашкой.
Бабы даже у альвов бабы.
Наконец, самая старшая, на вид лет тридцати, показала рукой на широкие двери, которые тут же раскрылись перед Сашкой, она вошла, и сразу десятки рук принялись её раздевать, хоть Сашка и сопротивлялась, одевать, хотя Сашка и брыкалась, и пару раз кинула платьем в лицо невозмутимой старшей. В конце концов, она была намыта, её волосы расчесали столько раз, что Сашка всерьёз опасалась полысеть, на ней было, действительно, лучшее платье из всех возможных — той сотни-другой, что показывали ей, откидывая непонравившиеся фасоны или забракованные цвета. Сашка даже начала получать удовольствие от происходящего.
Немного Сашка жалела, что не захватила с собой косметику, а альвы, похоже, оной не пользовались. Пирсинг на брови и в носу она трогать не разрешила, и без того, несмотря на тонкие кружева, что закрывали её от затылка и до пяток, прикрытая морем органзы и вышивки, Сашка ощущала себя голой без привычного макияжа. А глядя на лица довольных женщин-альвов — экспонатом выставки достижения народного хозяйства.
Та, что была старшая, показала в сторону широких дверей, которые послушно открылись, и Сашка прошла за высокой фигурой альвы.