Лёха - сокрушитель Вселенной

Борчанинов Геннадий

Ещё одним фирменным блюдом шеф-повара Лёхи была бич-лапша. Она же дошик, она же мивина, анаком, роллтон, бюгюльме, она же лапша быстрого приготовления. Запарить дошик мог даже конченый дебил, но Лёха считал особым шиком накрошить туда сосисок или варёной колбасы, а сверху залить майонезом. Приправу из дошика — только половинку, целиком будет вредно. Масло, которое кладут некоторые производители, Лёха обычно не добавлял, на вкус оно не ощущалось, зато все руки измажешь, пока открываешь пакетик.

Больше никакие блюда ему не давались. Однажды

он попытался пожарить яичницу, но, во-первых, забыл налить масла на сковородку, а во-вторых, яйцо разбил неумело и криво, и в итоге сковороду с пригоревшей мешаниной из яйца и скорлупы отчистить не удалось и пришлось выбросить. В другой раз он решил сварить макароны, но разварил их в мокрую хлебную кашу. В третий раз едва не устроил пожар, когда решил пожарить картошку. Пожарных звать не пришлось, но с того момента Лёха решил твёрдо и бесповоротно, что больше за плиту не встанет.

Однако, чуйка ему подсказывала, что жрать стряпню Липаткиной жены — очень плохая затея, не то он рисковал повторить инцидент с ягодами кровяники. Чумазым братьям в этом деле доверять он тоже не мог. Стало быть, придётся кашеварить самому.

Лёха встал из-за стола и оглядел жилище. Вокруг царил бардак и грязь, и это первое, что бросалось в глаза, но если не обращать на них внимания, то это была самая обыкновенная крестьянская изба. В углу здоровенная печь, в центре стол, по бокам лавки. Проход в другую комнату занавешен грязной тряпкой, какую даже на портянки было бы пускать стыдно. Рядом с печкой виднелись полочки и шкафчики, и по логике вещей Лёха предположил, что там должна быть посуда.

Охрютка и Липатка смиренно ждали, пока Герой что-нибудь предпримет. Петрович же нашёл каких-то жучков на полу и увлечённо клевал.

— Так, бля, — произнёс Лёха. — Щас будете порядок наводить, чтоб всё блестело, как у кота яйца.

Ему вдруг вспомнились армейские субботы и пенные вечеринки. В мозгу пронёсся странный ассоциативный ряд из вешалки, штык-ножа, кускового мыла и ведра. А чумазые близнецы внезапно напомнили вчерашних призывников, не знающих, с какого конца взяться за швабру. Гвардии ефрейтор Шваков службу нёс, по его собственному мнению, исправно. Гораздо лучше остальных.

— Потом будем варить суп, — добавил он.

— Какой суп? — спросил Охрютка.

— Из семи залуп. Шесть покрошим, одну так положим, — решил подколоть его Лёха. — Ща, найдем чего-нибудь.

Оба крестьянина так и стояли, во все глаза глядя на Паладина, который по-хозяйски обыскивал шкафчики и горшочки. Вдруг он остановился и повернулся к ним.

— И хули мы стоим? Порядок наводите, быстро, бля! Ты, за водой бегом марш, или тебе ускорения придать? А ты давай инвентарь организуй, тряпки там, такое всякое. Петрович, проследи за этими дебилами, — начал командовать Избранный.

Печка дохнула на него теплом из чёрного зева. Внутри стоял чугунок, видимо, с той самой пареной брюквой. Лёха взял стоявший рядом с печкой ухват, похожий на адское орудие карикатурных

чертей, и пододвинул чугунок к себе. Запах из него шёл, мягко говоря, отвратительный. Лёха подцепил чугунок ухватом, и, держа на вытянутых руках, выбежал с ним на улицу, где пареная брюква отправилась в ближайшую лужу.

— Ты ж чего творишь, бестия! — внезапно из другой комнаты выбежала Фекла, уперев руки в бока и разъярённо глядя на Лёхино самоуправство.

— Цыц, женщина, — осадил её Герой. — Давай-ка лучше до ручья метнись, чугунок вымой. Да только ладом, а то перемывать заставлю.

Он вручил ей посуду вместе с ухватом и вернулся к печке. Охрютка уже шуршал по дому, натирая стол мокрой грязной тряпкой, да только больше размазывал грязь.

— Ты, сука, безрукий совсем? — вопросил Паладин, и мужик ускорил движения примерно в два раза. — Нормально давай, бля. Тряпку в воду, а потом отжимай, всему вас учить надо, тупорогие.

Процесс пошёл чуть лучше, и на столешнице из-под слоя грязи начал показываться первоначальный цвет деревянной доски.

— Так, бля, где братец твой? Гаситься вздумал, падла, — хмыкнул Избранный.

— Тутачки я! — воскликнул тот, забегая в избу ещё с двумя вёдрами воды.

— Тряпку бери, начинай пол мыть. Руками, чтобы блестело всё, нах, — приказал Герой.

Сейчас, когда все были пристроены к делу, можно было, наконец, заняться готовкой. Он пошарил по заначкам, мешкам и ящикам, нашёл мешочек какой-то крупы, похожей на перловую, небольшую горсточку соли, бережно завёрнутую в кусочек ситцевой ткани, и почерневший шматок прогорклого сала, которое Лёха сразу выбросил. Несколько пожухлых клубней репы он решил не трогать.

— Так, Петрович, тебе как самому умному здесь, ответственное задание, — произнёс он. — Метнись до соседей, принеси масла. Понял?

— Понял, я же умный, — петух гордо выпятил грудь и убежал по заданию.

Лёха почесал затылок, прикидывая, что из этого можно приготовить съедобного. В этот момент как раз вернулась Фекла с чугунком. Лёха придирчиво осмотрел посудину, даже провёл пальцем по донышку, словно въедливый ревизорро из телевизора. Результат его устроил.

— Хули вылупилась, ложки бери, ножи, поварёшки, и бегом обратно, тоже перемывать, — приказал Герой.

Баба что-то недовольно пробурчала, но спорить не осмелилась.

Лёха поставил чугунок на стол, потом взвесил в руке мешочек с перловкой.

— Суп-рататуй… Вокруг вода, а в центре…

— Лёха! — перебил его влетевший в избу Петрович. — Я масло принёс!

— Красава, бля, — Лёха не поскупился на похвалу. — Вон там положь. Теперь беги, сальца замути где-нибудь, а то придётся тебя самого на тушняк пустить.

Чугунок наполовину заполнился крупой, затем Лёха долил чистой воды. Открыл печку, кочергой поворошил угольки. Жар они всё ещё давали. Ловко, будто всю жизнь он только и орудовал ухватом, Лёха отправил полный чугунок томиться в жаркой утробе русской печи.