Лекарь Империи 2
Шрифт:
— Да уж, Анна Витальевна, но так бывает, — поспешил добавить Кисилев. — Всем вокруг глубоко плевать на жизнь простого пациента. Главное — бумажки, отчеты, счета. А то, что люди потом последние квартиры продают, чтобы наше лечение оплатить, или в долговую яму на всю оставшуюся жизнь залезают — это уже никого не волнует. Главное — система работает.
Шаповалов криво усмехнулся и развел руками.
— Да уж, — подхватил он, тоже не скрывая сарказма. — Боюсь, Захарова еще раз триста нашего Разумовского проклянет, когда узнает, в какую копеечку ей вылилось его «героическое спасение». Вместо того
— И чем он только думал? Адепт-самоучка! Пациента в такие неподъемные долги вогнал… Ай-яй-яй — Киселев покачал головой. — Или он решил, что больница у нас — благотворительная организация, и мы всем подряд операции бесплатно делаем?
Кобрук резко вскинула на них глаза, и в ее взгляде промелькнуло что-то такое, отчего оба Мастера-Целителя невольно поежились.
— Да какие, к черту, долги, Игнат Семенович?! Какие счета?! — ее голос снова зазвенел от ярости. — Вы что, оба с ума сошли?! Я понятия не имею, как мне вообще эту операцию по документам проводить! Как ее легализовать!
Киселев и Шаповалов недоуменно уставились на нее. Кажется, они не совсем понимали, о чем она говорит. А она, видя их растерянные физиономии, продолжала, и голос ее дрожал от сдерживаемого гнева:
— Операция была проведена! Кем?! Адептом! — она почти выплюнула это слово. — Который не имел никакого официального допуска к самостоятельным хирургическим вмешательствам! Вы это осознаете, господа Мастера?!
Киселев и Шаповалов только молча переглянулись. Аргументов у них не было.
— И это еще не все! — Кобрук сделала шаг к ним, ее глаза метали молнии. — Этот герой находится под следствием Инквизиции Гильдии! Он разгуливает по больнице в магических браслетах, которые ПОЛНОСТЬЮ блокируют его «Искру»! Вы хоть понимаете, что это значит?!
Шаповалов нервно сглотнул. Кажется, до него начинала доходить вся глубина той пропасти, на краю которой они оказались.
— Я что, по-вашему, должна отправить в Гильдию Целителей официальный отчет, где будет черным по белому написано, что в моей, подчеркиваю, МОЕЙ больнице, адепт без магии и без какого-либо допуска провел сложнейшую экстренную операцию на пожилой пациентке?! — Кобрук почти перешла на крик. — Да меня же после такого отчета не просто с должности главврача снимут с позором! Меня из Гильдии вышвырнут прямым рейсом, с пожизненным запретом на любую целительскую практику!
Она на мгновение замолчала, тяжело дыша, потом с новой силой обрушилась на них:
— Потому что у меня здесь, в моей больнице, благодаря вашему попустительству, творится такой бардак и такое вопиющее самоуправство, каких не было никогда за всю долгую историю существования этой самой Гильдии! Вы хоть это понимаете, гении вы мои хирургические?!
Шаповалов сглотнул. Видеть в таком виде Кобрук он не привык. Да что там… никогда и не видел.
— И… что же нам теперь делать, Анна Витальевна? — его голос прозвучал осторожно.
Кобрук медленно опустилась в свое массивное кресло. Ее плечи поникли, а лицо, еще недавно искаженное гневом, вдруг стало усталым и каким-то… беззащитным.
Она молча смотрела на двух своих хирургов, потом медленно,
— Я не знаю, Игорь, — наконец глухо произнесла она, не отнимая рук от лица. Голос ее был полон такого отчаяния, что у Шаповалова и Киселева мороз пробежал по коже. — Я просто не знаю… Но одно я знаю точно. Отчет в Гильдию о том, что адепт без Искры провел экстренную операцию, я писать не буду. Никогда. Это будет конец для всех нас. И для больницы тоже.
Она снова замолчала, потом вдруг резко выпрямилась в кресле, и в ее глазах блеснул знакомый стальной огонек. Усталость как будто испарилась, уступив место холодной, расчетливой решимости.
— Значит так, Игорь Степанович, — она посмотрела на Шаповалова в упор, и от ее взгляда у того мороз пробежал по коже. — Эту ночную операцию на пациентке Захаровой провели вы. Лично. Как ответственный Мастер-Целитель. Адепт Разумовский вам, возможно, ассистировал, подавал инструменты, не более того. Все необходимые изменения в истории болезни и операционном журнале должны быть сделаны немедленно. И вы, Игнат Семенович, — она перевела свой тяжелый взгляд на Киселева, — лично это проконтролируете. Чтобы ни одной зацепки, ни одной нестыковки. Все должно быть идеально.
Шаповалов ошарашенно уставился на нее. Он ожидал чего угодно — разноса, выговора, штрафа, даже требования уволить Разумовского. Но такого…
— Анна Витальевна, но… позвольте! — он наконец обрел дар речи, и в голосе его прозвучало откровенное возмущение. — Как это «я провел операцию»?! Меня же даже в больнице не было ночью! Я не дежурил! Это же подлог!
Кобрук даже не шелохнулась, продолжая сидеть за своим массивным столом. Она только чуть склонила голову набок.
— А это, Игорь Степанович, — ее голос был тихим, но в нем звенела угроза, — уже ваши проблемы.
Глава 2
Скакалка со свистом рассекала воздух моей скромной однокомнатной обители.
Мерный ритм прыжков немного успокаивал, помогал привести мысли в порядок. А подумать было над чем. После вчерашних событий, когда я сначала спас пациентку Захарову от верной смерти, а потом получил за это «благодарность» от Шаповалова в виде двухдневного отгула за свой счет и целой кучи «приятных» бонусов, настроение у меня было, мягко говоря, не очень.
Нужно было поддерживать себя в хорошей физической форме. Это я усвоил еще в прошлой жизни. Хирургу, особенно экстренному, нужна выносливость, как у марафонца, и реакция, как у мангуста. А в этом мире, с его магией и прочими сюрпризами, хорошая физуха была еще важнее. Мало ли что.
Я прыгал и думал.
Думал о ночной ситуации с Захаровой. Мой план, в общем-то сработал. Когда я увидел, что у Захаровой практически нет страховки, я решил, что нужно действовать и напросился на ночное дежурство, чтобы спокойно порыться в файлах больницы.
И я нашел то, что искал. В уставе больницы, в самом неприметном приложении, мелким шрифтом было прописано наличие квот, выделяемых Гильдией на бесплатное проведение сложных операций для социально незащищенных слоев населения.