Лекарь-воевода (части VII и VIII)
Шрифт:
Клим, немного успокоив Веселу и посадив ее в лодку, направился к атаману:
– Давай посмотрю, как тебе досталось… Ничего, здоровая у тебя голова, до свадьбы заживет…
Атаман дернулся:
– Князь?! Жив!
Клим узнал рановского атамана, но спокойно ответил:
– Обознался! Давай посмотрю… Легко, атаман, отделался. Подними руку, оторву рукав, перевяжу голову.
– Не надо, без тебя заживет. Помоги встать… Пойду.
– Прежде верни кису купца. Вот так. И все-таки запомни: еще попадешься – не помилую. Уходи куда
Атаман, покачиваясь, пошел к берегу.
Клим, вернувшись к лодкам, отдав кису Исаю, сказал:
– Тебя перевязать нужно, щека здорово разбита.
– Потом. Вот выйдем на чистую воду. Ступай в первый струг, там Ваську посекли.
Спокойнее стало, когда поздним вечером вышли к Оке. Тут народу побольше, горят костры, разбойников и в помине нету. Здесь и заночевали.
На следующее утро струги вышли на окский стрежень и кучно уходили к Коломне. Погода начала портиться, небо затянуло серыми облаками, по воде побежали белые барашки. Ветер пока был попутный, однако приказчики разобрали весла, готовые на случай бури в любой момент выгребать к берегу.
Исай полулежал в лодке, разбитое лицо перевязано ширинкой, Клим сидел рядом на тюке кожи, в грустном раздумье смотрел на лесистые берега. «Опять убийства!.. Рука поднялась на русского человека!.. А разбойник узнал!.. Беречься надобно…»
Успокоилась и Весела, тихо посмеиваясь, она перебирала разноцветные камешки и ракушки. Тишина нарушалась только плеском воды да скрипом уключины рулевого весла. Купец вдруг негромко произнес:
– Выходит, я в долгу у тебя, Клим Акимович. Ты серебро вернул мне, руки лихих людей отвел. Проси, ни в чем отказу не будет.
– Мне ничего не надо, Исай Никитич. Я тебя благодарить обязан: в Москву везешь нас с Василисой.
– Даа!.. Ну-ка, сядь поближе, скажу кое-что… Я вот с самого начала присматриваюсь к тебе. Странный ты человек. Гадал я: то ли юродивый, то ли святой, прости, Господи, меня. Сказки сказываешь дюже складно. Опять же лекаришь. А там, на Иван-озере, от денег отказался. Подумалось: не тот ты, за кого себя выдаешь… А вот атаман открыл мне глаза… Наклонись-ка… Слышал я – князем тебя назвал. Понял – из опальных ты.
Клим отстранился от него:
– Не дело говоришь! Атаман пьяным был, да и ударил я его здорово.
– Верно, верно… – сразу изменил тон купец. – Видать, послышалось мне. А бился ты славно, хотя и левой рукой, а как витязь богатырский. Троих уложил да человек пять покалечил.
– Сознаюсь тебе, Исай Никитыч, – со вздохом ответил Клим, – это убийство – мой тяжкий грех. Клятву я дал – не брать в руку меч.
– Какой же тут грех?! Девчонку спас, меня выручил. Да опять же пропащие это человеки, людьми и Богом проклятые.
– В спасении невелика моя заслуга. Если бы не твои ребята, плохо бы мне пришлось. Только вот почему они сначала отарой овец сбились? Число их, как и разбойников. Сперва казалось – надежные парни.
– Очень надежные. С ними готов в огонь и в воду. А
– Значит, золото было?! И ты терпел?
– Какой же дурак с собой все деньги носит! А терпеть… Ежели терпения не наберешься, купцом не будешь… Вот ребят начали б пытать, пришлось либо бой принимать, либо все отдать. Вот так-то.
Речная дорога дальняя, две седмицы тянули струги до Москвы. О разном говорили потом, но Исай больше не возвращался к вопросу о происхождении Клима, а у Клима последний разговор не выходил из головы. Он начал даже подумывать, не уйти ли как-нибудь потихоньку со струга.
Видать, Исай почувствовал настроение Клима. Недалеко от Москвы, на последней стоянке, он отозвал его в сторону и сказал:
– Ты прости меня, тогда сболтнул я несуразное. – Клим попытался возразить, но купец остановил его. – Погоди. Ты меня не бойся и не сторонись. Однако в Москве люди разные бывают. Будешь ты со многими встречаться и свои ладные сказки сказывать. Так вот что скажу тебе по-дружески: лепо славословишь ты святого Дмитрия Донского, великого князя Василия Грозного да всякого другого люда малого и большого. А вот о государе нашем Иоанне Васильевиче не нашлось у тебя хвалебных слов. Так что поищи их пользы ради.
Клим обнял купца:
– Благодарствую тебе, Исай Никитыч, за твои добрые советы. Воистину говорится: язык мой – враг мой! Спаси Бог тебя.
Клим, собираясь искать Василисину тетку, посоветовался с Исаем, как одеть Василису, чтобы не считали ее нищенкой. Исай поручил эту заботу своей дочке-невесте, а ему сказал:
– Не верю я, что найдешь эту… Как ее? Тетку Агашу. А тащить девку на Белоозеро не с руки тебе. Оставь ее у меня заместо дочери. Моя-то невеста в мясоед упорхнет. Один я со старухой останусь. Не бойся, не бойся, я заметил веселость ее. Бог даст, повзрослеет, поумнеет. А так, видать, она работящая.
Клим поблагодарил купца, но все же на поиски пошел. Искал он, разумеется, не выдуманную тетку Агашу, а названую мать свою Агафью и вдовушку стрелецкую Акулину. И вот тут началось невезение. В Стрелецкой слободе Акимова дома не было, Клим знал – сожгли его. На этом месте стояла пятистенка. Кусок хлеба подали ему незнакомые люди.
Подошел к дому вдовушки. Дом стоит, ворота на запоре. Выбрал местечко на лугу, чтобы ворота было видно. Принес водички, достал хлебушка и принялся полудневать. Часа через два из ворот вышла незнакомая старушка, потом парень. К вечеру пришел дядя – косая сажень в плечах. Подумал: вдовушка мужиком обзавелась. К вечеру все собрались. Спрашивать никого не стал, и так ясно – Акулина и Агафья тут не живут.