Лекарь-воин, или одна душа, два тела
Шрифт:
Когда я учился в артиллерийском училище, то у меня был товарищ Замула Григорий, родом из Ростова-на-Дону, так вот он был настоящим фанатом всякого рода холодняка. Мог часами рассказывать о том или ином клинке, с мельчайшими подробностями. Григорий всегда требовал, чтобы его обязательно включили в знаменную группу училища, ведь знамя всегда выносили на плац в сопровождении двух курсантов, вооруженных обнаженными саблями. Вот сейчас внезапно в памяти всплыл один из рассказов Замулы.
«— Понимаешь, Василий, первые упоминания о казачьем войске относятся к
XV веку, — строго вещал Григорий, — Культура казаков тесно связана с оружием, особенно
Польские сабли начали набирать популярность, начиная с XV века. До этого Польша являлась ярой сторонницей использования тяжёлых мечей. Так как основной враг поляков — Тевтонский орден — был разбит, а огнестрельное оружие приобрело огромную популярность, использование тяжёлых доспехов и мечей стало неактуальным. Первыми, кто стал использовать сабли, были представители польской шляхты и воины гусарских полков. Гусарской коннице польская сабля (которая была почти полной копией венгерской) пришлась как нельзя кстати.
Венгерская сабля в руках польских шляхтичей превратилась в предмет «гонору». Изначально данное оружие завозилось из Венгрии, но вскоре стало изготавливаться и в польском государстве, прославив со временем польскую оружейную школу.
Гусарская сабля появилась в XVI веке, а широко распространилась в XVII, является наиболее тяжёлой польской саблей. Её особенностью является массивная гарда, которая отлично защищает руку. Гусарская сабля являлась многофункциональным оружием, незаменимым для профессионального воина.
Но мы, донские казаки, больше всего любим работать с шашкой. Главным отличием шашки от сабли является полное отсутствие на шашках гарды, защищающей руку, мы шашкой не фехтуем, а рубим врага наповал. Если два конных или пеших врага встречались в бою, то ни о каком парировании ударов шашкой даже и речи не идет. В схватках казаки отклоняются и уворачиваются от вражеских ударов, выбирая момент для нанесения быстрого и чёткого рубящего удара. Раз, и противник разрублен на две половинки. Мне дед рассказывал, что ему удавалось несколько раз разрубать своего противника до седла.
Как правило, шашка является семейной реликвией, и передается из поколения в поколение. Некоторые клинки имеют собственные имена.»
Да, память интересная штука, посмотрел на саблю и тут же вспомнил, что тебе рассказывал товарищ по оружию, хотя и слушал его не очень внимательно.
Мне досталась сабля нетяжелая, где-то около полкилограмма, с малой кривизной клинка, и относительно короткая, может сантиметров шестьдесят от силы. Если можно так выразиться, нам выдали детскую разновидность сабель.
Монах по имени Платон стал нас обучать приемам, кое-какую основу мы уже получили, упражняясь с деревянными поделками, похожими на сабли. Первые занятия прошли нормально, без травм и порезов. Я, если честно, боялся, что задену кого-то, или что-нибудь отчекрыжу. Спарринги начали практиковать спустя четыре месяца, и смею вас заверить, мне биться на саблях понравилось. Поэтому поставил себе
Если с саблей начало получаться, то с верховой ездой были проблемы. Вы видели собаку, сидящую на заборе? Нет? Тогда вы многое потеряли. Я когда забрался в седло на спокойного мерина по кличке — Лодырь, вцепился в гриву коня руками и зубами. Моя посадка была похожа на посадку блохи на большой собаке, ведь ростом я еще был невысоким. Вот завернул! Получилось: как блоха на большой собаке, сидящей на заборе. Еще то зрелище! Ха-ха-ха! Ну, ладно…
Лодырь пробежал по периметру квадрата легкой рысью, а мне казалось, что несемся во весь опор. Проехав всего три круга, порядочно набил себе задницу и натер внутреннюю поверхность бедер. Представляю, если я проеду пару километров, то однозначно разотру кожу до мяса. Может так и дальше мучился бы, но мне помог все тот же монах Платон. Он показал, как правильно принимать посадку, и научил не бояться лошадей. Их нужно задобрить куском хлеба или каким-нибудь овощем, и тогда взаимопонимание станет полным. Я так и поступал. Лодырь стал моим любимым конем. Оказалось, он довольно резвый, если его правильно посылать вперед, и хорошо слушает все команды наездника, отдаваемые руками, ногами или голосом. Через полгода я более менее уверенно держался в седле.
Но самое сильное потрясение я испытал, когда взял в руки пистоль.
Нормальная такая дура килограмма два весом с колесцовым замком, довольно примитивным, на мой взгляд. Из огнива делалась шестеренка, которая начинала крутиться от нажимания на спусковой курок. Движение шестеренки вызывало появление искр. Несмотря на простоту, у него был огромный недостаток. Механизм загрязнялся гарью, частичками кремня и переставал работать очень быстро. Такой пистоль невозможно было часто использовать. Примерно после трех десятков выстрелов, пистоль стрелять уже не мог, его нужно было хорошо почистить. Как оружие для ближнего боя, на два-три выстрела, пистоль годился, особенно ценным пистоль может стать для кавалеристов, так как есть возможность использовать только одну руку во время стрельбы.
Калибр примерно 14–16 миллиметров, мне казался довольно крупным, длина всего оружия — более 50 сантиметров излишней. Полагаю, выстрел из такого произведения оружейного искусства будет слабым и не слишком прицельным. Даже выстрел с небольшого расстояния не гарантировал, что защиту противника, если он облачится в кольчугу, пробьет пулей. Но, думаю, останавливающее действие пули такого калибра будет неплохим.
Все тот же монах Платон спокойно объяснял нам приемы обращения с пистолем. Показал несколько раз способ заряжания и разряжания пистоля, научил его чистить с использованием тряпочек, смоченных конопляным маслом. Когда навыки выбора стойки, способов прицеливания и заряжания мы усвоили до автоматизма, Платон отважился на проведение стрельб. Покидать квадрат не надо, стрельба велась по деревянным чурбакам, установленным в двадцати шагах от огневой позиции. Стрельбы проходили нормально, пока на рубеж не вышел Митька Коромысло. Он вообще сам по себе парень не плохой, но несколько заторможенный, и очень наивный. И слегка туповат. Так вот, держит Митька пистоль, и пытается целиться в чурбак. Платон сделал ему замечание, и этот «тормоз», задавая вопрос «Что-что???», повернулся к нам сам и, естественно, направил в нашу сторону заряженный пистоль, который при этом не сообразил опустить или поднять вверх — а лучше бы вообще не разворачивался, бестолковый.