Лекарь-воин, или одна душа, два тела

Nicols Nicolson

— А если бы не пришел?

— Тогда бы не получил. Не волнуйся, я отпишу в монастырь о вручении послания. Видно, Савелий тебя тоже в Базавлук зовет османов бить.

— Зовет.

— Спешит он, через неделю первые лодки и струги должны уйти в низовья Днепра.

— И вам сообщили о походе?

— Так большая часть казаков, уходящая в поход, уже причастилась. Тебе тоже не помешало бы.

— Перед самым отходом побываю у вас. Спасибо за послание. Разрешите, отец Павел, вопрос задать по известному вам делу: как депеша та, благополучно дошла до нужных людей, что-то я волнуюсь, чувствую определенную долю ответственности за решение того вопроса. Неуютно мне как-то

порой от неизвестности. Понимаю, не маленький уже, что если нужно будет — сообщите. А на нет и суда нет. Значит не положено мне знать о всех событиях, связанных с той информацией. Но все же?

— Могу тебе сказать, что казаки привезли мне знак успешного вручения адресату моего послания. Быстро они обернулись — расстарались, объяснил им староста, что дело чрезвычайной государственной важности. Ему я, естественно, ничего не рассказывал, о тебе тоже, но он понял, что от него требуется. Ты же знаешь, что путь наших казаков не был безоблачным, не все вернулись из этого секретного похода.

Четыре дня казаки продвигались благополучно, а на пятый, находясь уже в десятке километров от Киева, нарвались на хорошо вооруженный отряд, который не промышлял разбоем, похоже был создан для уничтожения гонцов. Передовой походный дозор, своевременно обнаружил опасность, и десяток Гаврилы успел спешиться и увести вьючных лошадей глубже в лес. На край большой поляны выехал крепкий мужчина на крупном скакуне, а с ним десятка полтора хорошо защищенных всадников, их кольчуги блестели на солнце как рыбья чешуя. Сразу понятно, казаков никто не планирует пропускать, их ждали.

По команде десятника все спешно одели защиту и приготовились встретить врага.

«— Построение «каре», приготовить копья для пешего боя. Лучникам занять позицию в тылу, всем приготовить пистоли, — раздавал команды Гаврила. — Всем приготовиться к бою.»

Быстро и без суеты десяток выстроился. Трое уперев в ногу древко копий наклонили их вперед, а двое лучников быстро натянули на луки тетиву. И противник не заставил долго ждать, кинулся в атаку.

Когда дистанция стала приемлемой, Гаврила приказал лучникам начать стрельбу. Не каждая стрела попадала во всадника и пробивала кольчуги, доставалось и лошадям. На лошадях защиты не было. От боли животные поднимались на дыбы, шарахались в стороны, сбрасывая и калеча седоков. Кое-кто попадал под копыта лошадей, следовавших за ними всадников.

Когда до мчавшегося на полном скаку противника осталось два десятка шагов, казаки разрядили в них все пистоли. Удалось сбить пятерых врагов, а с учетом четверых, побитых лучниками, большей половины отряда, как ни бывало.

Две группы противников соприкоснулись с оглушительным грохотом. Послышались удары сабель, треск ломающихся копий и крики, и враз все стихло. Нападавшие враги кончились. К большому сожалению, треть десятка тоже кончилась, нападавшие дорого продали свои жизни.

Гаврила отдал приказ проверить всех врагов. Пятерка казаков обследовала поле боя, по пути добивая подранков. Казаки четко усвоили аксиому: не оставлять за спиной живых врагов.

Похоронив своих побратимов, собрав трофеи, и тщательно обыскав убитых, казаки отправились в столицу. Казакам так и не удалось узнать, кто сдал их маршрут и время выезда. А, может, просто какие-то силы просто караулили на подступах к столице любых возможных гонцов — всякое может быть.

— Вот, Василий, какое непростое дело возить серьезные депеши, — грустно завершил свой короткий рассказ отец Павел.

Полученное от отца Павла послание из монастыря читал уже дома, укрывшись от лишних глаз за банькой, там на мое счастье приличные заросли вишняка.

«Читаешь,

Василий, значит, наступило время, и ты не можешь услышать урок своими ушами. Тяжелый урок даю тебе, но ты лучший воспитанник и выпускник этого года, о тебе так отзываются все наставники и учителя. Не подведи их и меня. Кардинал Алонзо Торнетти, умный, хитрый, изворотливый и жестокий. В ближайшее время может сменить больного Папу Пия XIV. Кардинал контролирует все дипломатические каналы по созданию союза против православия. Также в его руках сосредоточены огромные деньги, на которые нанимают османов и различных кочевников для войны с нашим королевством. Живет в Риме. Постоянно находится в резиденции Папы. В среде католического духовенства пользуется авторитетом, способен купить место Папы, что в скором времени и сделает. Не будет Торнетти, начнет разваливаться католический союз, уже достаточно посеяно зерен раздора, которые дают свежие и здоровые всходы. Береги себя, я в тебя верю. Во имя Отца, Сына и Пресвятого Духа, аминь.»

Да, нехилую задачку мне нарезал товарищ архимандрит. Пробраться в Рим и устранить влиятельного кардинала, без пяти минут Папу Римского. От скромности Иона не помрет точно. Допустим, я повоюю с османами, или с кем мы там будем сражаться, а потом тишком — нишком, через Румынское царство, а может через Венгерское королевство, топаю в город Рим. Там легализуюсь и начинаю охоту на кардинала. Все бы ничего, но итальянского языка я не знаю, моих познаний немецкого, английского, и — спасибо отцу Герасиму — французского языка будет недостаточно. Спалюсь быстро. Пытаться подстрелить Торнетти на улице вообще нереально, он не ходит в таверны пропустить пара-тройку стаканчиков винца урожая прошлого года. Было бы неплохо меня спонсировать денежками, но, похоже, архимандрит этим не грешит, дает возможность мне самому изыскать источник дохода. Ладно, как говорили в моем времени, будем решать проблемы по мере их возникновения.

Вечером, вернее ночью, рассказал Людмиле о предстоящем походе. О полученном уроке ничего не сказал, лишние знания ей не нужны. Не посвящал я в суть задания даже отца Павла, уверен — он бы не оценил мою откровенность, более того, не сомневаюсь — осудил бы за нарушение режима секретности.

Моя смелая возлюбленная разрыдалась, а потом взяла меня в такой оборот страсти, что я уже подумал, что наступит предел моим физическим возможностям, или от разгоряченных наших тел, вспыхнет сено. К счастью, ни того, ни другого не случилось.

Подворье Савелия Ивановича располагалось почти в центре села. Было большим по площади, и изба у него очень просторная, только на улицу смотрят шесть окон. У ворот меня встретил молодой казак, лет двадцати-двадцати пяти, при сабле, и очень серьезный. Я пришел в обычной одежде, только с саблей на поясе. Внимательно осмотрев мой внешний вид и выяснив причину появления, позвал джуру, наказав сообщить сотнику, что прибыл Василий, сын погибшего казака Ивана Гончара. Кто там принимал решение, неизвестно, но минут через пять я уже стоял перед Савелием Ивановичем.

— Ты, конечно, парень видный статью, — подкручивая ус, сказал сотник, — но мог бы и приодеться в другие одежды, побогаче, что ли. А так больше на обыкновенного пахаря похож.

— У меня выходная одежда городского жителя, в Киеве купил. А вы говорили, что будете меня испытывать, не хочется вымазывать, вещи не из дешевых.

— Федор, — во все горло крикнул сотник. — Возьми этого молодого парня, — указал Савелий на меня, когда в дверях появился казак в возрасте, — проверь его умение биться на саблях. — Только возьми сабли тупые, не надо ему пока шкуру портить.