Лекарь. Ученик Авиценны
Шрифт:
Как бы то ни было, но он почти сразу же изверг содержимое желудка в уличную пыль. Шея кровоточила в тех местах, где ее сжимал каркан, а перед глазами пульсировали разноцветные круги. Роб передвинулся в тень под платаном и постоял там, вспоминая зеленую Англию, свою собственную лошадь, повозку, под настилом которой хранились деньги, и Мистрис Баффингтон, сидевшую рядом и скрашивавшую его одиночество.
Людей на улицах все прибавлялось, по ним тек нескончаемый людской поток, и двигались все в одном направлении.
— Куда это все спешат? — спросил Роб у торговца.
— На прием у шаха, — ответил тот, косясь на побитого еврея в порванной одежде. Роб отошел.
«Ну,
И он пошел вместе со всеми по улице Али и Фатимы, пересек широкую, из четырех параллельных дорожек, улицу Тысячи Садов, свернул на ослепительно чистый бульвар, носивший имя Врата Рая. В толпе шли молодые, и старики, и люди среднего возраста, хаджи в белых тюрбанах, учащиеся в зеленых, муллы, нищие, здоровые и увечные, одетые в лохмотья и изодранные тюрбаны всевозможных расцветок. Молодые отцы с младенцами на руках, носильщики с паланкинами, верховые на конях и ослах. Роб обнаружил, что идет вслед за большой группой евреев в темных кафтанах. Он так и пристроился позади них, как отбившийся от стаи неоперившийся птенец.
Прошли через небольшую искусственную рощу, дававшую немного прохлады — деревьев в Исфагане было не так много, — а затем, не выходя за пределы города, оказались среди обширных полей и стад пасущихся коз и овец — королевский дворец отделялся таким образом от остального города. Вот подошли к зеленой лужайке, по бокам которой, словно портал, высились две огромные каменные колонны. Когда показалось первое здание царского двора, Роб решил, что это и есть дворец, потому что он был больше королевских палат в Лондоне. Но дальше пошли все новые и новые здания, ничуть не меньшие, построенные из камня и кирпича. Многие с башенками и затейливыми крылечками; при каждом террасы и большие сады. Толпа проходила мимо виноградников, конюшен, двух скаковых полей, фруктовых садов и увитых зеленью беседок такой красоты, что Робу хотелось выйти из толпы и побродить среди этого ароматного великолепия. Правда, он не сомневался, что посторонним бродить там запрещено.
И вот возникло здание столь величественное и в то же время столь изящное, что дух захватывало, даже не верилось, что такое бывает. Крыши сплошь в форме грудей, пояс укреплений, на которых расхаживали стражи в сверкающих шлемах, со сверкающими щитами. Над головами стражей трепетали на легком ветерке длинные разноцветные флажки.
Роб ухватил за рукав шедшего впереди широкоплечего еврея, из-под рубашки которого проглядывало белье с кисточками.
— Как называется эта крепость?
— Да ты что! Это же Райский Дворец, жилище шаха! — Человек посмотрел на Роба встревоженно: — Да ты, друг, весь в крови.
— Пустяки, просто несчастный случай.
Людской поток двигался теперь по длинной аллее, ведущей к дворцу;-когда подошли ближе, Роб увидел, что главный дворец окружен широким рвом. Мост через ров был поднят, однако по эту сторону рва, рядом с площадкой, служившей парадным входом, начинался длинный крытый коридор, и толпа вливалась в его двери.
Внутри оказался зал раза в два поменьше собора Святой Софии в Константинополе. Полы выложены мрамором. Стены и высокие потолки каменные, с продуманно расположенными отверстиями, так что мягкий дневной свет заливал все помещение. Это и был Зал с колоннами — у всех стен высились каменные колонны, покрытые искусной резьбой, с желобками по всей высоте. Основания колонн были вырезаны в форме ног и лап всевозможных животных.
Когда Роб вошел, зал был наполовину заполнен, а за ним входили все новые и новые посетители, прижимая Роба к
Роб заметил, что люди знатные, облаченные в расшитые штаны и рубахи, шелковые тюрбаны и атласные башмаки, въезжали в зал верхом через отдельный вход. Каждого из них примерно за сто пятьдесят шагов до трона останавливали слуги шаха; получив монетку, они уводили под уздцы коня, а прибывший шел дальше пешком среди бедняков.
В толпе начали сновать мелкие чиновники в серых одеяниях и тюрбанах. Они спрашивали имена тех, кто явился с прошениями, и Роб пробился к проходу, старательно, по буквам, назвал свое имя одному из чиновников, который записал сказанное на удивительно тонком, невесомом листе пергамента.
Высокий человек поднялся на возвышение в дальнем конце зала, где был установлен большой трон. Робу издалека было плохо видно, но он понял, что это не шах — человек сел на малый трон, стоявший ниже и справа от царского.
— Это кто? — спросил Роб у того еврея, с которым ему уже довелось беседовать.
— Великий визирь, святой имам [136] Мирза-абу-ль-Кандраси, — ответил тот с явным беспокойством: от него не укрылось, что Роб явился с прошением.
Шах Ала ад-Даула твердым шагом поднялся на возвышение, отстегнул с пояса меч, положил на пол, а затем воссел на трон. Все, кто находился в Зале Колонн, простерлись ниц, а имам
136
Титул высшего мусульманского духовенства.
Кандраси в это время призывал благословение Аллаха на тех, кто пришел искать справедливости у Льва Персии.
Разбор дел начался незамедлительно. Хотя в зале воцарилась полнейшая тишина, Роб не мог ясно расслышать ни просителей, ни слова восседающего на троне. Однако то, что говорилось у трона, тут же повторяли громкими голосами глашатаи, расставленные в ключевых точках зала, и таким образом каждое слово доносилось без малейшего искажения до сведения всех присутствующих.
Первое дело касалось двух пастухов с обветренными лицами. Они явились из деревни Ардистан, прошагав два дня до Исфага-на, дабы представить на рассмотрение шаха свой спор. Спорили они, и весьма горячо, о том, кому из них принадлежит новорожденный козленок. Один был владельцем козы, долгое время считавшейся яловой и не способной к рождению козлят. Другой спорщик утверждал, что подготовил козу к успешному спариванию, и вследствие этого добивался права на половину козленка.
— Прибегал ли ты к волшебству? — вопросил его имам.
— О достойнейший, я всего лишь пощекотал ее перышком и разгорячил, — ответил спрошенный, и вся толпа в зале разразилась хохотом, притопывая ногами. Через мгновение имам возвестил, что шах решает это дело в пользу того, кто умеет пользоваться перышком.
Для большинства присутствующих все происходящее было развлечением. Шах хранил молчание. Вполне возможно, что он сообщал свои решения имаму какими-то знаками, однако казалось, что все решения исходят от самого Кандраси, который не щадил глупцов.