Лекарство от измены
Шрифт:
Тщедушный слуга, похожий на монаха, сопроводил аббатису Эликсенду к скамье у стены под большим гобеленом с изображением падения Иерусалима. Ракель замешкалась в нерешительности. Однако Исабель взяла ее за руку и смело пошла вперед, пока не остановилась прямо перед отцом. Она упала на колени и попыталась говорить, однако слезы ручьем бежали по ее щекам и голос прерывался рыданиями.
— Ваше величество, — прошептала она. — Отец. Я…
— Ну, моя дорогая. Встань, — мягко укорил ее отец. —
— Спасибо, отец, — пробормотала она, поднялась и торопливо заняла освобожденный дядей стул.
— Теперь, дочь моя, — сказал дон Педро, успокоительно гладя ее по руке, — еще раз расскажи мне все, что случилось с того момента, как вы проснулись в той конюшне, и до тех нор, когда наши солдаты встретили вас. Все, даже самые мелкие детали. Вижу, ты привела аббатису и свою замечательную сиделку. — Он поднял руку, и служащий по знаку подтолкнул Ракель к королю.
Все еще безмолвная и взволнованная, она присела в самом глубоком поклоне.
— Превосходно. Присаживайся и поддержи Исабель. У меня и к тебе будут вопросы. Ну, дитя мое, говори, и достаточно громко, чтобы писец мог все хорошо слышать.
Исабель начала с чердака в конюшне.
— Сколько там было мужчин? — Король повернулся к Ракель.
— Четыре, ваше величество, — сказала Ракель с еще одним поклоном. — Хозяин конюшни, тот, кто казался нам порядочным человеком — Ромео, — и два грума.
— Спасибо. Продолжай.
И Исабель продолжила рассказ, пока не охрипла и не стала еще более бледной. Послали за вином с мятой. Она выпила немного и продолжила. Время от времени дон Педро останавливал ее и требовал у Ракели уточнений.
Дон Элеазар посмотрел в документы и что-то прошептал на ухо королю. Дон Педро кивнул и повернулся к донье Исабель.
— Почему ты так уверена, что заговор с целью твоего похищения придумал Монтбуй?
По щекам Исабель разлился румянец. Она сжала дрожащие руки и прочистила горло.
— Недавно кто-то подошел ко мне в монастыре от имени дона Перико, отец, — тихо сказала она.
Аббатиса Эликсенда побледнела; Беренгуер, нахмурившись, наклонился вперед.
— Кто подошел к тебе? — спокойно спросил дон Педро.
— Монахиня, которая была с нами. Она сказала мне, что ее зовут сестра Беренгария и что она из маминого дома в Таррагоне. Она сказала, что дон Перико отчаянно любит меня и желает получить мою руку, но боится, что ваше величество не одобрит этот брак.
— Что она хотела, чтобы ты сделала?
— Она хотела, чтобы я убежала с ним. Она сказала, что только замужняя женщина может быть свободной от монастырских ограничений и наслаждаться жизнью.
— Странные слова для монахини, — пробормотал
— Но, отец, я не согласилась на это, — сказал Исабель, с тревогой посматривая ему в лицо, словно ища признаки поддержки и одобрения. — Я совершенно не хотела бежать и выходить за него замуж. От другой послушницы я узнала, что Монтбуй тебе совсем не друг. И что он стар и уродлив, — добавила она и покраснела.
— Но ты ничего ей не ответила?
— Я хотела, сир, но вскоре после этого я сильно заболела, и это выскочило у меня из памяти. — Она закашлялась и взглянула на него жалобно.
— Ну ладно, — сказал дон Педро, — не волнуйся. Выпей вина и немного отдохни. Донья Эликсенда, кто эта сестра из Таррагоны?
— Ваше величество, у нас в монастыре нет никакой сестры Беренгарии. Это не сестра Бенвенгуда разговаривала с вами, донья Исабель? Она из Таррагоны.
— О нет, матушка. Я знаю сестру Бенвенгуду. Та была довольно молодой монахиней. Я никогда не видела ее прежде, — сказала Исабель. — Могу я продолжать?
И она продолжила рассказ. К удивлению Исабель, вся высокая аудитория была потрясена ее словами. Ни одна деталь не казалась слишком незначительной, ни одно слово не было сочтено слишком банальным, их интересовало все. Когда она закончила, то дон Педро оглянулся на советников, которые потрясенно молчали.
— Ну что ж, ты можешь быть свободна, моя дорогая. И вы, юная госпожа Ракель. Мы благодарим вас. Если вы утомлены, вы можете удалиться. Но если вам интересно, вы можете отойти в сторону, сесть поудобнее и послушать.
— Мы хотели бы остаться, — твердо сказала донья Исабель, после чего всех трех женщин удобно устроили на стульях в большом алькове, скрытом позади гобелена, из-за которого они могли все слышать, но не видеть.
— Что происходит, госпожа? — тихо спросила Ракель.
— Я не знаю, — ответила Исабель. — Я сама в замешательстве. Кажется, был суд и даже вынесли приговор, а сейчас мы будем присутствовать при допросе свидетелей. Или я ничего больше не понимаю в этом сумасшедшем мире.
Аббатиса Эликсенда тактично промолчала.
Следующим вошел лекарь Исаак, тяжело опираясь на Юсуфа. Как только ночью улицы несколько стихли, его отнесли домой в паланкине. У него кружилась голова, он вымотался, каждая частичка его тела нестерпимо болела. И лишь дома он позволил себе расслабиться. Ракель и ее мать обернули его горячими тканями, пропитанными заживляющими солями, смазали его ушибы арникой и успокоительными мазями. Они стянули ему повязкой ребра и дали вина с настоем из трав, смешанного с водой, а затем помогли ему добраться до постели. В самый разгар их хлопот вернулся домой Юсуф.