Лекарство от скуки
Шрифт:
Он прижимался ко мне всем телом. Как-то неправильно, слишком интимно, что ли… Непозволительно близко в окружении людей, детей. Как удав оплетал тело. Крепко, плотно, не позволяя дёрнуться, его силе воспротивиться. Ладонью гладил по шее, груди, по животу. Спускался всё ниже и ниже. Мягко, не надавливая, никоим образом не делая эти прикосновения угрозой. Ласка. Навязанная ласка, вызывающая тошноту, рвотный позыв, неконтролируемый страх, вызванный собственной беспомощностью. Мне кричать, мне выть в голос хотелось. А горло сдавливало странным спазмом и я лишь бесцельно открывала рот,
— Да-а… — Опасно засмеялся, чувствуя, как горячо там, как влажно. — Ты хочешь. Хочешь, по-другому не может быть. — Твердил. — Поедешь со мной. — Заключил, тоном возразить не позволяя.
— Ты что делаешь?.. — Раздался оклик и нас с Татариным резко в сторону повело.
Его грубо одёрнули, как я потом догадалась, а тот настолько крепко меня удерживал, настолько увлёкся, что даже среагировал не сразу. Потом только свой удушающий захват ослабил, локоть с моей шеи убрал и мужчину, что заступиться вздумал, ударил. Один раз в челюсть, порождая страшный звук сломанных костей, второй — в висок. Обычно после такого соперник больше не встаёт. Рухнул и этот, издав короткий мученический стон. Татарин маску снял, отшвырнул в сторону, на меня посмотрел, улыбнулся и протянул руку.
— Идём? — Спросил как ни в чём не бывало и я вниз оседать начала, понимая, что перед глазами мутно, что рот переполнен сладковатой слюной.
Я не знала, кто передо мной, но поняла, что чем дальше он от меня будет, тем лучше. Мужчина лежал на полу и не двигался, вывернутая челюсть начала отекать и темнеть. Рядом со мной приземлился фирменный пакет с покупками, которые успела сделать. На уровне глаз показались колени в камуфляжных штанах. Тот, кто встал напротив, присел, и я Татарина увидела. Улыбчивого, яркого, светлого.
— Измайлова, ты меня пугаешь. — Усмехнулся он и руку протянул, чтобы коснуться подбородка. Я увернулась, и Олег понимающе кивнул. — Ну-у-у, я так и понял! — Потянул со смешком, едва не улюлюкая от непонятного восторга.
На пакет, что рядом со мной бросил, глянул, руку в него запустил, пальцем бретельку ночной сорочки поддел, вопросительно приподнимая брови.
— Не будешь ты со мной разговаривать, да? — Догадался и резко встал.
Надо мной склонился, в охапку вместе с покупками сгрёб и к груди прижал, когда заплакала, когда завыла, не понимая, как себя вести. Так до машины донёс и на заднем сидении устроил, лечь заставляя.
Мы ехали долго. Сначала по городу, потом по трассе, после — по просёлочной дороге. Когда остановились, кроме темноты рядом с машиной ничего не было. Я не могла спать. Я боялась. Пока ехали, смотрела в окно, на кривые, корявые ветки чёрных деревьев, иногда взгляд опускала на его затылок. Смотрела и понимала: не было в этом мальчишке сомнения. Полная уверенность в правильности собственных действий. И вот он остановился, но из машины не выходил. Медлил. Уже и мотор заглушил,
— Я люблю тебя, Измайлова. — Проговорил сдавленным голосом. Выждал время, необходимое мне для ответа, но его не последовало. — Хочешь ты того или нет, но я тебя люблю! — Добавил решительнее и дверь распахнул, как ошпаренный из машины выскочил.
Минут пять спустя вернулся за мной. Открыл пассажирскую дверцу и протянул руку. Я видела, что кончики пальцев дрожат. «От напряжения» — подумала тогда и помощь принимать не стала. Вышла, огляделась. Темнота и густой туман сориентироваться не позволили, потому просто пошла за мальчишкой следом.
Обычный деревенский дом. Старые вещи, захламлённая веранда, две комнаты. Дверь в дальнюю была закрыта на амбарный замок. Странно даже… зачем закрывать двери таким замком в этом обветшалом доме?.. В той комнате, что ближе, уже топилась печь. Стойкий запах сырости и золы заставил непроизвольно поморщиться.
Татарин не дал мне времени освоиться. Свою куртку снял и швырнул куда-то на печку, тут же ко мне со спины подошёл и, обведя руками с боков, расстегнул пуговицы, пальто с плеч стянул. Решительно обнял и целовать принялся. Шею, лицо, губы.
— Не злись, Наташ! — Вынужденно проговорил, будто уговаривая. Сглотнул шумно, понимая, что не отвечу и в этот раз.
Не сдержался, лицом к себе развернул, щёки пальцем одной руки сжал, губы раздвинуть заставляя. Поцеловал снова. Напористо, грубо. Тут же оттолкнул. Пальцами растопыренными по волосам провёл, секундной панике поддавшись. Глянул на меня, будто увидел впервые, шеей повёл, в сомнении пожевал губами и толкнул на кровать. Холодную, сырую. Сапоги стащил, колготки, трусы. Задрал платье к груди. Я не сопротивлялась. Звякнула пряжка ремня, пуговица отскочила и покатилась по дощатому полу. Татарин достал член, ноги мои развёл и резко толкнулся. Замер, глядя в глаза.
— Нет! — Прокричал, заколотился от злости и напряжения. — Не так! — Затылок мой ладонью сжал, заставляя на него прямо смотреть, не отворачиваться. Я губы скривила, отвращение испытывая.
— А по-другому не будет, урод! — Выругалась и зубы сцепила, так сильно его пальцы сжали шею.
— Ты не понимаешь! — Обдал жаром дыхания.
— И понимать не хочу. Ты чёртов псих! Неуравновешенный. Я боюсь тебя, слышишь? Ты этого добивался?! Ты этого хотел?!
Татарин сверкнул злыми глазами. Они влажно блестели. Зрачки практически сливались с потемневшей радужкой, мелкие сосуды расходились, образуя страшный ярко-красный узор.
— Значит, учись не бояться. — Вызверился он, меня отпустил и с постели соскочил, штаны на ходу поправил, ремнём утягивая.
О куртке забывая, на улицу выскочил и дверью хлопнул, обозначая тем самым условную паузу.
Время шло, а он всё не возвращался. Я и одеться успела, и дров в печку подбросить, когда первая охапка догорела. Выглянула в пыльное, заплывшее старой паутиной окно, но ничего увидеть не смогла. Пальто своё на плечи набросила, вышла на крыльцо и собиралась Татарина позвать, как разглядела тёмный силуэт совсем рядом. Он сидел на каком-то бревне, метрах в десяти от дома. Сидел и смотрел на меня.