Лекции по холокосту
Шрифт:
Цензура в Г ермании осуществляется в два этапа. Любой суд может вынести решение о запрете какого-либо носителя информации. Кроме того, в Германии существует Федеральное цензурное учреждение по делам СМИ, опасных для молодёжи (Bundespr"ufstelle f"ur jugendgef"ahrdende Medien, BPjM, ФЦУ), которое может занести в свой список любой носитель информации и тем самым запретить его распространение или публичную продажу. В прошлом списки запрещённых СМИ находились в свободном доступе в крупных библиотеках, но сейчас — из-за того, что такого рода списки косвенно пропагандируют запрещённый материал, — доступ к ним был закрыт.
С: Я считаю, что это вполне нормально в случае с порнографией или, скажем, с фильмами ужасов.
Р: Да, Федеральное цензурное
С: В этом нет ничего предосудительного.
Р: В этом — да, однако ещё в 1990 году Экхард Иессе, преподаватель социологии в Хемницском университете, в печатном издании Ведомства по охране конституции обвинил Федеральное цензурное учреждение в том, что оно ведёт однобокую борьбу с тем, что оно считает правыми СМЩ1346]. Согласно Иессе, цензура, осуществляемая ФЦУ, «несовместима с принципами свободного общества, ибо устное и печатное слово не нуждается в попечительстве. [...] Свободное общество не должно запрещать и подавлять свободный обмен идеями и точками зрения»[1347].
В 2004 году в Германии был ужесточён закон о защите молодёжи от материала, нарушающего уголовный кодекс, то есть от крайне «опасного» политического и исторического материала, в том числе этой книги. Согласно этому закону, Федеральное цензурное учреждение должно отныне вносить такого рода материал в тайный список, закрытый для доступа[1348].
С: То есть, выходит, немецкие граждане не могут даже узнать, какой материал является запрещённым?
Р: Именно так. Следующий этап немецкой цензуры — запрет, конфискация и полное уничтожение материала на основании постановлений суда — также неизвестен большинству граждан Германии, поскольку эти постановления издаются в тайных списках, которые хранит Федеральное управление уголовной полиции, немецкое ФБР[1349]. Если кто-то захочет заполучить запрещённый материал для распространения, производства, ввоза, вывоза, хранения, рекламирования, продажи и т.д., к нему домой нагрянет полиция.
С: Но как можно не совершать преступление, если власти не говорят, что именно является преступлением?
Р: Незнание не освобождает от ответственности.
С: Но ведь списки запрещённого материала от граждан скрывают намеренно!
Р: А это уже их проблемы. Что ж, теперь вы видите, каково быть гражданином «демократии, охраняющей себя», немецкого типа. Вдобавок ко всему немецкие власти учредили специальный телефонный номер для доносов, позвонив по которому, вы можете сообщить о подозрительной «крайне правой» деятельности. Вот он: 01805-234566. Подобный телефонный номер существует и в «демократической» Франции.
С: А чем вас не устраивает демократия, которая хочет себя защитить?
Р: Вообще-то она меня вполне устраивает, если только при этом не нарушаются основные гражданские права, а именно это происходит сейчас в Германии. Так, немецкий тираж настоящей книги уже был конфискован из-за того, что она якобы «разжигает ненависть». Все конфискованные экземпляры книги немецкие власти втайне сожгут, и тот, кто, скажем, будет пойман при покупке этой книги в качестве подарка для друзей или родственников, вскоре предстанет перед уголовным судом. Распространение книги, которую вы сейчас читаете, является в Германии преступлением, наказание за которое составляет до пяти лет тюрьмы. И это называется правовой демократией? Как говорится, это было бы смешно, если бы не было так грустно.
В качестве подтверждения вышесказанного я приведу слова одного специалиста. 19 января 1993 года Айке Муссманн, преподаватель криминалистики в Академии государственного управления из Людвигсбурга (Германия), читал в Штутгарте лекцию перед католическим студенческим обществом «Нордгау праг», в которое тогда входил и я. Лекция называлась «Полиция во времена перемен». В ней он выражал свою обеспокоенность постоянным попиранием в Г ермании гражданских прав и усилением полицейской власти. Муссманн отметил, что если эту тенденцию не остановить, то он не захочет жить в Германии лет через сорок, поскольку
С: Похоже, Муссманн слишком завысил срок, необходимый немецким политикам для достижения этой цели.
Р: Согласен. Стоит подчеркнуть, что ревизионисты неоднократно предупреждали об этой опасности. Например, в 2000 году в качестве бесплатного приложения к студенческой газете «Кроникл» Миннесотского университета имени святого Клавдия распространялся журнал «Ревизионист». В одной из статей того номера речь шла о возросшем преследовании и сжигании книг в Г ермании, и проводились параллели с романом Рэя Брэдбери «4510 по Фаренгейту»!^ 1350]. Так вот, некоторых студентов это так сильно возмутило (нет, не нарушения основных гражданских прав в Г ермании, а сам журнал), что они публично сожгли этот журнал (см. главу 2.11)! Это заставляет сильно усомниться в том, что большинство людей на нашей планете — действительно разумные существа.
Настоящей головной болью для немецких и французских властей является интернет, что не удивительно, поскольку это замечательное изобретение дало людям возможность свободно излагать любую точку зрения. Отныне любой человек без особых для себя затрат может свободно обмениваться информацией и мнениями с другими людьми. Разумеется, ответные меры властей Франции и Г ермании не заставили себя долго ждать. Сначала крупным интернет-поисковикам пригрозили судебным иском, если они не перестанут отображать в результатах поиска запрещённый материал. В итоге интернет-поисковики так запрограммировали свои веб-сайты, что посетители из Г ермании и Франции видят только те результаты, в которых отсутствует «запрещённый» материал. Например, крупнейший поисковик в мире Гугл (www.google.com) отображает все страницы крупнейшего ревизионистского веб-сайта УНО (www.vho.org). Зато французская и немецкая версии Гугл (www.google.fr и www.google.de, соответственно) не отображают ни одной страницы УНО[1351]. Немецкие цензоры пошли ещё дальше и пригрозили судебным иском всем интернет-провайдерам, предоставляющим своим пользователям доступ к запрещённому материалу[1352]. И теперь я получаю письма от людей из Г ермании и даже из Швейцарии, в которых они сообщают, что не могут зайти на мой сайт www.vho.org.
С: Похоже, что для демократов демократизация средств массовых информации— сущий кошмар.
Р: Да, и, как видите, работники цензуры не сидят сложа руки. Одновременно с ростом холокостной пропаганды, начавшемся в 1950-х годах, в странах центральной и западной Европы стала усиливаться цензура, и основной её жертвой были и остаются инакомыслящие историки, ревизионисты.
А теперь представьте себе на минутку, что произойдёт, если гонения, которым подвергаются ревизионисты, испытают на себе другие категории граждан — например, евреи, гомосексуалисты, женщины, сторонники левых партий. Да все мировые СМИ тут же поднимут вой! Зато о гонениях ревизионистов никто ничего не говорит, поскольку речь здесь идёт «всего лишь» о «правых радикалах». Но если судить объективно, то большой разницы между преследованием свидетелей Иеговы и коммунистов во времена Третьего рейха и преследованием ревизионистов и приверженцев правых взглядов нет (хотя поначалу коммунистов сажали не из-за их взглядов, а во избежание актов насилия с их стороны[1344]). Ревизионисты подвергают сомнению официальную историю Третьего Рейха и Второй мировой войны, и за это в современной Г ермании их сажают в тюрьму. Разве это нормально?
С: Нет, конечно, но, похоже, что большинству немцев на всё это попросту наплевать. И ужесточение цензуры их мало волнует.
Р: Одна из главных причин этому — страх. Смелость в современной Г ермании — большая редкость. Протестов против тех, кто злоупотребляет данной ему властью, практически не слышно. Впрочем, в 1914-1939 годы немцы тоже особенно не выступали против тогдашней судебной системы и засилья бюрократов. Это происходит и в наши дни. Мало кто осуждает всевозрастающее попирание гражданских прав и прав человека— разве что только у себя на кухне, где никто из посторонних его услышать не может. И конца этому пока что не видно.