Лексикон
Шрифт:
– Ты очень прямолинейна, – сказал он. – Ты не просишь. Ты требуешь. Это полезный инстинкт.
– Так объясни мне, зачем я учу латынь.
– Не могу.
– Ты всегда соблюдаешь правила?
– Да.
– Фи, – сказала Эмили, так ничего и не добившись от него.
– Правила важны. То, чему нас учат, опасно.
– То, чему учат тебя, опасно. А то, чему учат меня, – это латынь. Я же не выпытываю у тебя государственные секреты. Открой мне хоть что-то. Хоть одну вещь.
Джереми сквозь крестообразный надрез в крышке вставил в стакан соломинку.
– Фи, –
– Возможно, из сто семидесятого.
Эмили не взяла в расчет этот сегмент, но сразу поняла, что его предположение вполне обосновано.
– Неплохо. А теперь что? Что мы будем делать, если знаем, что он из сто семидесятого?
– Заплатим за наши слаши, – сказал Джереми.
Иногда Эмили навещала Джереми в его комнате. Однажды она, уходя, залепила жвачкой личинку замка, а потом вернулась, зная, что сейчас он на уроке. Подошла к его книжной полке и вытащила три книги, на которые уже давно поглядывала. Эмили сидела на его кровати, глубоко погрузившись в «Социографические методы», когда дверь открылась и на пороге возник Джереми. Она никогда не видела его в таком бешенстве.
– Отдай.
– Нет. – Она подсунула книгу под себя.
– Тебе известно, что с тобой сделают… – Джереми попытался вытащить книгу, но Эмили сопротивлялась, и он повалился на нее, чему она в некоторой степени поспособствовала. Его дыхание коснулось ее лица. Она незаметно сделала так, чтобы книга с грохотом упала на пол. Джереми поднял руку, на мгновение задержал ее на весу, а потом опустил ей на грудь. Эмили судорожно втянула в себя воздух. Он убрал руку.
– Продолжай, – сказала она.
– Не могу.
– Можешь.
Он скатился с нее.
– Это запрещено.
– Давай, – сказала Эмили.
– Нам запрещается быть вместе. – Таково было правило. Фратернизация [5] . – Это небезопасно.
– Для кого?
– Для всех нас.
Она пристально посмотрела на него.
– Прости, – сказал Джереми.
Эмили придвинулась к нему и дотронулась до его белой рубашки. Она уже довольно давно представляла, как будет снимать эту самую рубашку.
5
Фратернизация – чувство братской любви к кому-либо.
– Я никому не скажу.
Она погладила его по груди. Он накрыл ее руку своею и повторил:
– Прости.
– Зачем это правило фратернизации? – спросила Эмили у Элиота.
Она бродила по его кабинету, водя пальцем по книгам
– Ученикам не разрешено вступать в отношения друг с другом.
– Я знаю, в чем оно состоит. Я спрашиваю, зачем оно.
– Ты знаешь зачем.
Эмили вздохнула.
– Заметь, что если позволить кому-то хорошо узнать тебя, он сможет тебя убедить. Но это же невероятно холодно, Элиот. – Она подошла к окну и стала следить, как ласточка порхает над покатой крышей. – Так жить нельзя. – Он не ответил. – Вы хотите сказать, что до конца моей жизни я не смогу иметь близкие отношения с человеком из Организации?
– Да.
– Вы хоть представляете, как все это безрадостно? – Элиот никак не отреагировал. – А как насчет… ну, вы понимаете, чисто физической близости?
– Нет никакой разницы.
– Есть, и огромная. С отношениями я все поняла. Но не с примитивным сексом.
– Не существует «примитивного секса». Это называется близостью по субъективным основаниям.
– Существует, – запротестовала Эмили. – И называется он «случайная встреча».
– «Адам познал Еву, жену свою; и она зачала, и родила Каина» [6] . Обрати внимание на слово «познал» в этом контексте.
6
Быт. 4:1.
– Это было три тысячи лет назад. Вы говорите о Библии.
– Именно так. Концепция не нова.
Эмили раздраженно помотала головой.
– Вы когда-нибудь это делали?
– Делал что?
– Нарушали правило, – сказала она. – Фратернизации.
– Нет.
– Не верю. – Эмили верила, просто не хотела отступать. – Вы наверняка думали об этом. А как насчет Шарлотты? Между вами точно что-то есть. Вы так и норовите ее поддеть. А она становится такой тихой, когда вы рядом… Как будто вы плохо ведете себя в классе, а она старается не накричать на вас. Она становится очень тихой, когда пытается проконтролировать свои эмоции.
– Ты не возражаешь, если я немного поработаю? – Голос Элиота звучал абсолютно бесстрастно.
– Я думаю, Шарлотта хочет завести с вами тесные отношения, – сказала Эмили. – Очень хочет.
– Вон.
– Иду, – сказала она. И вышла. Еще никогда она не была так разочарована.
Ей сегодня восемнадцать. Эмили некоторое время лежала в кровати, размышляя о том, что это значит. И значит ли что-то вообще. Она встала, пошла на уроки. Никто, естественно, ничего не знал. В обед Эмили вместе с Джереми шла в «Севен-Илевен» и прикидывала, рассказать ему или нет. Наконец, когда ей наливали слаш, она сказала: