Лелит Гесперакс: Королева Ножей
Шрифт:
Два великих суккуба могут встретиться и поговорить. Их разговор мог быть таким же острым, как и предпочитаемое ими оружие, они могли вести словесную перепалку, когда каждая из них оценивала соперницу и пыталась представить себя и свой культ как превосходящий, но иногда это было частью зрелища. Эта игра заключалась в том, чтобы проверить, как далеко вы сможете зайти, не спровоцировав насилия, или, наоборот, спровоцировать насилие особым образом, что в конечном итоге принесет вам пользу.
Лелит ничего не рассказала об истории их с Морганой отношений. Юкор был мертв — Рудраэкс в конце концов позаботился об этом, хотя ему пришлось трижды убивать этого ублюдка, да и сам
Лелит должна была знать. Перспектива того, что Вект будет рыться своими окровавленными пальцами в ее давно похороненном прошлом, вызывала у нее тошноту, но, как занозу в сознании, она не могла ее игнорировать. Она хотела поговорить с Морганой и расспросить ее; узнать, что, если вообще что-то, сказал ей Вект или что было сказано от его имени. Не то чтобы Моргана не обладала способностью стать великим суккубом своего культа, но время для этого выглядело подозрительно.
Лелит осознала, что ходит взад-вперед между стеллажами с оружием, стенами с трофеями и шкафами со спиртным в своих покоях. Так не пойдет. Вся эта ситуация раздражала, приводила в ярость, но она не должна была так на нее влиять. Она была Лелит Гесперакс, черт побери, Королевой Ножей, чье присутствие могло заставить замолчать целый зал воинов с почтительной опаской, и которая могла сражаться с дюжиной противников одновременно, не получив ни царапины. Она была известна своей грацией и спокойствием; она смеялась над опасностью, даже когда та приходила за ней с обнаженными клинками. Почему же она не могла успокоиться и насладиться удовольствиями своих особняков, где она была беспрекословной правительницей, после столь долгого полупаломничества-полупутешествия, где она была не более чем прославленным телохранителем? Она чувствовала…
Жажду.
Лелит остановилась, неосознанно облизнув губы, когда ноющее чувство, не дававшее покоя, оформилось в уверенность. Это было не что-то чуждое ей, как беспокойство; это была жажда душ! Она тихонько рассмеялась. Значит, сила Иврейн имела свои пределы. Пока Лелит была с Иннари, она не ощущала даже слабых прикосновений когтей Той, Что Жаждет, но теперь, когда она немного отошла от них, жажда вернулась. В данный момент она была слабой, настолько слабой, что Лелит даже не заметила ее, пока ее разум не сфокусировался на ней, но, заметив ее, уже не могла ошибиться.
Было ли это преднамеренно? Это был метод Иврейн держать своих последователей в узде, чтобы лишить их обещанного спасения, если они слишком долго будут находиться вдали от нее? Это был настолько жестокий трюк, что даже Лелит была вынуждена им восхищаться. Азуриани, вырвавшийся из необходимости использовать путевой камень, или экзодит, удалившийся от своего мирового духа, не смогли бы укрыться от Рока эльдари, если бы покинули Иврейн. По крайней мере, друкари могли вернуться к привычному образу жизни. Им придется это сделать.
Лелит достала один из своих ножей и рассеянно покрутила его в пальцах. Она планировала отложить свое возвращение в Крусибаэль на несколько дней, чтобы дать время для ожидания и сбора настоящей толпы. Однако, учитывая, что ей все равно скоро понадобится пропитание…
Прозвенел сигнал тревоги, и Лелит подняла голову в ожидании. Ее особняк в Высоком Комморраге имел превосходную защиту и мог выдержать нападение любой силы, вплоть до небольшой армии, и даже ее можно было сдержать достаточно долго, чтобы прибыло многочисленное подкрепление Культа Раздора и
Посланник, парящий в полуденных сумерках Комморрага, не принадлежал ни к кабалу, ни к культу, ни к ковену. Для большинства друкари это означало короткую и неприятную жизнь в страданиях и лишениях, отчаянную борьбу за выживание и постоянную опасность нападения со стороны более могущественных сил, которых будет много, и они будут беспощадны. Однако с бичевателями дело обстояло иначе. Эти богатые воины сознательно оставили свои прежние союзы и заплатили гомункулам, чтобы те кардинально изменили их тела, снабдив крыльями, полыми костями, новыми мышцами и связками, позволяющими им летать. Теперь они были верны только своим воздушным бандам — и, разумеется, Верховному Владыке, — служа наемниками на войне, а также посланниками и шпионами в небесах Темного города.
Бичеватель приблизился с поразительной скоростью, пикируя так, что любой другой смертный бросился бы в укрытие или за оружием. Лелит просто стояла и смотрела, пока могучие крылья — кожа на них была натянута на пальцеподобные кости — не раскрылись и не замедлили скорость бичевателя настолько, что он неторопливо приземлился на каменные перила ее балкона. Когтистые, удлиненные пальцы на передних и задних чешуйчатых лапах обвились вокруг камня, обеспечивая посланнику надежную хватку, из которой его нелегко вырвать, и он снял свой призрачный шлем, открыв лицо с огромными, поразительно золотыми глазами.
— Ваше превосходительство, — поприветствовал ее бичеватель, склонив голову и издав горловую трель.
— Ты доставил мое сообщение великому суккубу Культа Тринадцатой Ночи? — спросила Лелит, и тот снова склонил голову.
— Да.
— И каков ответ? — едко спросил Лелит. — Для посланника ты, похоже, не желаешь выполнять свою роль.
Бичеватель щелкнул зубами — нервный, невербальный тик.
— Ответа не было, ваше превосходительство.
Пальцы Лелит сжались на рукояти ее ножа.
— Поподробнее.
— Сообщение было передано прямо в руки Великого суккуба Морганы Натракс, как вы и приказали, — сказал бичеватель. Она прочитала его при мне. Затем мне сообщили, что мне нет нужды оставаться или возвращаться позже.
Золотистые глаза бичевателя переместились на руку, в которой Лелит держала нож. Жизнь посланника была столь же священна в Комморраге: в месте, где ни один шифр не мог считаться надежным, а общение с медиумами каралось смертным приговором для всех, кто даже по касательной был связан с ними, эти летающие воины были единственным способом, с помощью которого можно было с уверенностью отправлять и получать сообщения. Причинить вред одному из них означало навлечь на себя преследование со стороны высшего общества Комморрага, а такой участи не мог пережить никто, независимо от того, с кем он состоял в союзе.
Тем не менее, бичеватель был настороже, и не без оснований. В Лелит кипела ярость, и она чувствовала, как ее обычное спокойствие дает трещину под напором. Она привыкла к тому, что ее боялись; это было обычным и вполне разумным явлением. Многие ненавидели ее, и ей было на это наплевать. Кто-то презирал ее, кто-то обожал со страстью, граничащей с отвращением. Она не знала, какой реакции ожидала от Морганы: осторожность казалась вероятной; дружелюбие — маловероятным; презрение или даже открытая враждебность были далеко не исключены.