Лёлита или роман про Ё
Шрифт:
Мой же аргумент был проще репы и совершенней второго закона механики: если самостоятельный человек с косичками для себя решил, а другой, с трижды уже сменённым паспортом, не находит в этом ни идиотизма, ни пошлости — почему нет?
Иметь, простите, или не иметь — вопрос отдельный и рассматриваться будет, когда назреет, в порядке живой очереди. Поймите вы, наконец, разлюбезные княгини: иногда людей тянет друг к дружке не только затем, чтобы совокупиться! (Ключевое здесь не «совокупиться», а «не только»). Хотя… Всему, повторяю, черёд. И этому, видимо, тоже. И не нужно
Какое тут?
Конфуция родила шестнадцатилетка.
От семидесятисчемтолетнего супруга.
И на тебе — не кто попало, Конфуций!..
Мать Гоголя отвели под венец в четырнадцать…
Или: мой Ваня младше был, мой свет, а было мне тринадцать лет! — а?
Энциклопедия, между прочим.
А сколько самой Тане в минуту передачи письма со знаменитым «я ваша» было, помните? — да ровно столько же — тринадцать. Совсем как Лёльке прошлым летом. И вдвое взрослый Евгений увильнул, не стал. И не мы ли с вами ещё и фырчали с учительской подачи: вот ведь чёрствый человек! вот лишний!..
А Пушкин бы стал!
И чёрта с два кто осмелился бы его упрекнуть. Хоть сегодня, хоть тогда.
Судите сами: Онегин, отказав одной влюблённой девочке (а Татьяна в каждой строке — девочка и только), не находит ничего стыдного в том, чтобы тут же флиртануть с её младшей — никак, то есть, не старше двенадцати, сестрицей. И заметьте: не он один — никто в целой зале в этом ничего вызывающего не видит!
Кроме несовершеннолетнего же по нынешним меркам Ленского…
А то давайте Наташу Ростову вспомним, в те же самые тринадцать годков лезущую с поцелуями к гусару…
Или Джульетту, тайно принимающую по ночам гормонально взвинченного пацана…
Ничего, выходит, страшного?
Или о времена, о нравы?
Когда надо — акселерация, когда нет — о времена…
Вся табуированность, повторю, от церковных догм. А что не от них — нет, братцы, в том-то и дело, что не от какого ни от дьявола — от здравого смысла. Хотя с поповских позиций он и есть генеральное зло…
Мой же здравый смысл подсказывал, что девочка, сутками толкующая о своих чувствах, страдающая от них и способная внушить ответные — не такая уже, видимо, и девочка.
Где эта граница прописана? В загсе?
Так нет больше загсов.
А нет загсов, нет и границ.
Кроме тех, что человеческого звания лишают.
А ежели кто считает, что я им пренебрёг — я ведь, извините, в морду не только получать умею, я и сам пока заехать могу. За такие-то подозрения.
Поймите вы: я всего лишь живой человек. Всё ещё живой. С глазами, ушами и сердцем, в которое рвётся своим сердчишком другой замечательный человечек. И о чём эти сердца договорятся, не ваше вахтёрское.
Не с отчаяния же Лёлька глаз на меня положила — имелся у неё выбор.
И она выбрала.
А что касаемо моей корысти…
Вы всё ещё не в курсе, чего взрослые мужики хотят от молоденьких женщин?..
А вот и нет: совсем не того же. Отношение к сверстницам с годами, увы, меняется. Мы сами не успеваем
Но юных — юных мы привечаем иначе…
Давайте так: люди (ну хорошо: не люди — мужчины) вообще не шибко моногамны. Настоящие однолюбы уникальны, и дай им бог здоровья и всего остального. Большинству же везёт меньше. Аппетит космический, а рацион чего-то жидковат. Вот и ищут. Тайно или явно. Результативно или нет — ищут. А поиски порождают варианты. И значит, как ни крути — кастинг. И в первом туре двадцатилетняя стройняшка почему-то просто-таки вчистую выигрывает у подштукатуренной сорокалетней стервы. Правда, уже во втором может выясниться, что внешность обманчива, и которая стервозней, ещё вопрос. Но любят мужики глазами, во что бы кто из нас ими первым делом не стрелял. Так что не мы нимфеткам фору даём — природа. Но экстерьер не главное.
Главное — что в молоденькой спутнице таится надежда на исцеление от досадного чувства давнишней ошибки: ты сразу должен был быть старше любимой. Ощутимо старше должен бы был быть ты (учит тебя жизнь), да не смог: слишком рано вступил на поприще…
Ну, как рано: почувствовал, что пора, вот и вступил, дурачок. А выбор исчерпывался ровесницами. И ты скоренько выбрал — из тех, кто ещё в четвёртом классе обогнали тебя в развитии. На добрых несколько кругов. Примерно как куколка Суок наследника Тутти…
Думаешь, она тогда уже не понимала, что не с тобой бы ей телесной-то зрелостью да характерами мериться, а с кем посноровистее — годков этак на десять-пятнадцать?
Будь спок — ещё как понимала… Только где ж их, сноровистых и никуда уже не спешащих, взять? — их всех в своё время расхватали. Прынца ждать — ещё дождёшься ли. А тут ты, весь такой торопыга: бух на колени: слышишь, Людочка (Галенька, Леночка, имярек), как сердце колотится? Она сердце послушала, в ключик тебе чего-то насвистела, колготки стянула, вот и совет да любовь. А теперь тебе с хвостиком, в бороде и впрямь что-то серебрится, и бес из рёбер зудит, что отношения вот с этим, в дочки тебе годящимся созданием ты построишь куда мудрей и основательней. И не будем размусоливать — берёшь и строишь!
И рядом с нею — энергичной, живой и не объевшейся ещё всей этой романтики, на которую у твоих бывших одна реакция: защитная, — ты тоже чувствуешь себя моложе, чем в трельяже. А это, судари мои, дорогого стоит! За это, как пелось, можно всё отдать, и до того я в это верю. Тут без вариантов. Только за. Любой ценой, очертя голову, через все тяжкие и даже плюя на здоровье, которое, сволочь, отомстит чуточку позже.
Хотя дойти до доктора давно уже стоило бы. Хотя бы затем, чтоб в ответ на дежурное нуте-с, батенька, и на что жалуемся, не мямлить, ябедничая поочередно на то и это, а гордо и честно отчеканить: на всё, доктор! Теперь — на всё…