Ленд-лизовские. Lend-leasing
Шрифт:
Он сидел на полу, на ошметках дореволюционного ковра, похожих на карту неизвестного архипелага, и выл в потолок, где, скособоченная, висела хрустальная люстра, запоздало познакомившаяся с чекистской пулей.
«Хочу домой, к ребятишкам! Где мои ребятишки, где Майка, Олежка, Галетка, Шуршурчик? Отдайте их! Бяка! Бяка! – кричал он Ревекке. – Где мои тетки, Ксенька и Котя? Где баба Дуня? Где Фимушка моя родная?»
Его не интересовал ни один предмет разрушенной эпохи, еще уцелевший в этой темной комнате: ни напольные часы с неподвижно висевшим маятником, ни настольный гарнитур с двумя тяжелыми чернильницами, ни мраморное пресс-папье, ни скульптурки альпийской идиллии с пастушонком и ягнятками…
В один из таких дней несчастная
Акси-Вакси завизжал: «Ты бяка, бяка! Не трогай меня!» – и стал кусать ее сухие руки.
В это время послышались шаги вверх по еле живой лестнице, и в комнату вошла молодая цветущая женщина в берете и с сумочкой на сгибе руки: не-у-же-ли-ма-ма? Он чуть было не закричал, но не закричал. Похожий на отца оказался братом отца, дядей Андрюшей. Похожая на мать может оказаться сестрой матери, то есть тетей Талой.
«Талочка! Талочка!» – Ревекка задрожала в каком-то оздоровительном трепете. Две женщины слились в неразлучном объятии.
Акси-Вакси вдруг стало стыдно, что он кусал бабушку. Он хотел было заползти под кровать, но тут его внимание было отвлечено еще одной персоной. На пороге стоял мальчик то ли его возраста, то ли на год моложе. Смуглый, глаза – как орехи. Дул губы. Вот так на всю жизнь стали они братьями-кузенами: Вакси-Акси и Димка Князев, сын Натальи Гинз.
Почти немедленно они занялись игрой, в которую помимо перечисленного выше вовлечены были многие другие предметы, а в частности, фармацевтические весы, гирьки и разновесы, чаши и ступки для растирания порошков, три различных портсигара, один с орлом, другой со змеей, третий с парусником, костяной нож для разрезания бумаг, две полусферы земного шара, фотоальбомы с добротными картонными страницами, на которых в дугообразные щели вставлены были фотографии Франции и Швейцарии с молодыми Соломоном и Ревеккой в качестве персонажей. Ребята увлеченно ползали под столом и между покалеченными креслами и иногда натыкались лбами друг на друга.
В один из таких моментов в глубине комнаты, где все еще обнимались и плакали друг дружке в жилетку старая и молодая женщины, прозвучал быстрый обмен вопросом и ответом.
«А что Князев? – спросила Ревекка. – Жив?» «Расстрелян», – коротко ответила Наталья.
Мальчишки уставились друг на друга, и Димка прошептал не без некоторой гордости: «Это про моего папу».
Каждый день они придумывали какую-нибудь новую игру, и в общем-то Акси-Вакси перестал вопить на весь околоток: «Хочу домой на Карла Маркса!» Тетя Тала получила преподавательскую должность в финансово-экономическом институте. Ее стал провожать с работы большой и быковатый доцент со странной фамилией Примавера. В общем, жизнь так или иначе начала пускать свои корешки. Бабка Рива даже выбиралась на соседний рынок за творогом. Этот рынок находился на задах хорошо известного в Булгарах завода «Пишмаш». Из ворот там выезжали грузовики с ящиками, на которых был отштампован просветительский советский продукт. Милиционерам дан был приказ прислушиваться к базарным разговорам: иным бабам невтерпеж было разнести слух, что вместо пишущих машинок завод производит пулеметы «Максим».
Довольно часто Ревекку провожала туда Ксения. В таких случаях можно было взять с собой и мальчишек. И угостить их леденцами-петухами на палочках. Ребята ликовали от такой огромной сласти. Еще пуще они ликовали, когда на базарчик закатывала свою тележку мороженщица. Ваксик и Димка старались не проморгать ни малейшей детали в изготовлении райского лакомства. На дно жестяного стакана укладывалась большая круглая вафля. Из бидона зачерпывался половником комок морозной жирной массы. Жестяной стакан раскручивался и производил
Однажды, вместо того чтобы совершить очередной поход на базар, тетя Ксения схватила Акси-Вакси за руку и повлекла его совсем в другом направлении – к Крепости.
«Куда ты меня тащишь?» – воскликнул мальчик. «Молчи, Ваксюша, – шепнула она ему на ухо. – Идем к папе!»
Крепость была окружена слободой каких-то нежилых строений. Прокрутившись по пыльным переулкам, они вышли в длиннющую улицу, что тянулась вдоль глухой стены с одной стороны и другой стены с проволокой. Вдоль глухой стены строения тянулась очередь в несколько сот людей. Большинство сидело на земле, прислонившись к стене. Женщины вязали бесконечные пряжи, кое-кто читал книги, кто-то дремал с провалившимися ртами. Никто из этих женщин не разговаривал друг с дружкой. Черный раструб радио гнал бодрящую музыку вроде:
Не спи, вставай, кудрявая!В цехах звеня,Страна встает со славоюНа встречу дня.Эта песня на долгие годы стала для Акси-Вакси символом советского ужаса. Только став взрослым, он узнал, что бодренькая мелодия сочинена Шостаковичем для кинофильма «Встречный», но даже и тогда он не мог понять, что за мрак курится в словах о какой-то «кудрявой», которая «не рада веселому пенью гудка». Только еще позже выяснилось, что слова были написаны поэтом Борисом Корниловым. К тому времени, когда песня оглушала и пугала пятилетнего мальца, Борис Корнилов был уже расстрелян как враг народа.
Другому врагу народа, а именно отцу этого мальца, перед отправкой по этапу было разрешено свидание с ближайшими родственниками, сестрой и сыном; гуманизм все-таки.
Отцу Акси-Вакси, бывшему председателю горсовета, вообще-то повезло. Его вместе с другими работниками почтенного заведения судил открытый суд, а не тройка убийц. Там сидела отобранная публика, а также представители прокуратуры и защиты. У него был свой адвокат, который постоянно посылал апелляции. По приговору суда Павлуша получил высшую меру без права обжалования. Чекисты вели уже его к фургону для отправки в камеру смертников, когда из толпы перед ним выскочила матушка, Евдокия Васильевна, рожденная еще при крепостном праве.
«Пашка, не боись! – пронзительно закричала она и осенила его крестом. – Ни один волос не упадет с головы без воли Божьей!»
Бывший городской голова воспрял и так с этим воспарением отправился в каменный мешок смертников, где единственным его собеседником в течение шестидесяти дней была одна-единственная муха. Оттуда его и отправили назад в светлое здание клуба имени Менжинского, где и огласили замену смертной казни 15-летним заключением плюс «три-по-рогам». Настойчивость адвоката сделала свое дело. Апелляции стали достигать непосредственно всесоюзного козла Калинина.
Охрана начала выкликать фамилии. Тетка услышала свою, схватила за руку Акси-Вакси и ринулась в самую гущу. Огромные дощатые столы шли один за другим от входа к выходу. В другую дверь заглядывали группы зэков. «Вон, смотри, Вакси, вон твой папа там влачится», – проговорила тетушка. Мальчик сначала и не узнал исхудавшего доходягу в ободранном бушлате, с мешочком на плече. Солдат тронул того прикладом и погнал по проходу между дощатых столов. Другой солдат пхнул коленом тетку и показал на проход вдоль столов. Акси-Вакси прикрыл ладонями свою голову и стал пробираться. Так или иначе они оказались через грязный занозистый стол прямо напротив отца. Тот не в силах был удержаться от слезоизлияния. Он протянул к сыну грязные руки, и мальчик отдал ему свои ладошки.