Лени Рифеншталь
Шрифт:
К концу 1948 г. денацификационный суд в Филлингене подтвердил, что Лени Рифеншталь не состояла ни в нацистской партии, ни в какой-либо из ее дочерних организаций.
Также не было обнаружено ни одного свидетеля или документа, которые указывали бы на близкие отношения Рифеншталь с Гитлером. Напротив, множество людей из его окружения под присягой заявили, что отношений таких не было.
Этот же суд признал, что съемки «Олимпии» были проектом международным, а потому преследованию не подлежащим. Что же касается «Триумфа воли», то суд принял заявление Лени о том, что она всячески пыталась уклониться от
Положительно был оценен и тот факт, что во время работы над своими фильмами Рифеншталь привлекала для работы лиц «неарийского» и еврейского происхождения.
Однако французское военное правительство было недовольно таким решением. И, уже без Лени, Баденский комиссариат вынес решение, которое признавало Рифеншталь «попутчицей режима» и «сочувствующей». Это лишало ее избирательного права.
В этот период все счета ее были заморожены, а работать она права не имела, так что существовала Лени в основном на то, что присылали друзья, причем зачастую это были не только деньги, но и одежда, и продукты, и медикаменты.
Наконец по прошествии долгого времени Лени была возвращена ее вилла в Берлине, пребывавшая в полуразрушенном состоянии. Ей также разрешили работать. Первое же предложение поступило от Скандинавского олимпийского комитета, предложившего снимать зимние и летние Олимпийские игры. Однако Рифеншталь, несмотря на то, что была тронута таким вниманием и испытывала серьезные финансовые трудности, отказалась, посчитав, что успеха «Олимпии» ей не повторить, а снять фильм похуже не позволяет профессиональная гордость.
Ей хотелось закончить «Долину», и теперь, имея на руках решение денацификационного суда, Лени могла хотя бы требовать возвращения ей материалов, изъятых французскими властями. После долгих мытарств она наконец получила свои пленки – целый товарный вагон!
Однако радость ее была преждевременной. Оказалось, что французские кинодеятели, убежденные, что пленки – военный трофей, похозяйничали в уже смонтированном материале. Что-то было засвечено или испорчено, каких-то фрагментов недоставало вовсе.
Поскольку получить утраченные кадры возможности не было, Лени решила просто скорректировать сюжетную линию. Чтобы наскрести денег на завершение фильма, ей пришлось продать свой берлинский дом, конечно, гораздо ниже его реальной стоимости. И вот после двух месяцев напряженной работы Рифеншталь смонтировала фильм и выпустила его в прокат.
Отзывы в целом были положительными, хотя сама Лени осталась недовольна картиной – по многим причинам. Во-первых, из-за отсутствия некоторых фрагментов фильм казался ей несбалансированным. Во-вторых, увидев свою собственную игру, она поняла, как сильно изменили ее годы и болезни, преследовавшие ее на протяжении съемок. Она считала, что приняла неправильное решение, взявшись играть главную роль: она была написана совсем для другой женщины…
Пока фильм приносил выручку, Лени его показывала, а потом сняла с проката, и впоследствии его едва ли можно было где-то увидеть.
Новые планы и разочарования
У нее возникла новая идея. Снять «Пентесилею» она уже не надеялась, но был более «легкий и осовремененный» вариант этой истории – «Красные дьяволы», про противостояние команд австрийских лыжников
В главных ролях Лени предполагала задействовать Жана Маре, Витторио де Сика, Ингрид Бергман и даже Брижит Бардо. Но про этот масштабный проект пришлось забыть, так как австрийское правительство отказалось его финансировать под давлением налогоплательщиков. После этого провала Рифеншталь окончательно поверила, что до конца жизни ей снимать не разрешат…
Из этой депрессии ее вывело полученное в конце 1952 г. письмо Жана Кокто. Ему очень понравилась «Долина», и он хотел сделать французские субтитры к картине, чтобы выпустить его в прокат во Франции. Но в финансировании было отказано, так как Рифеншталь по-прежнему считалась человеком с запятнанной репутацией.
Тогда Кокто, который в тот год возглавлял жюри Каннского кинофестиваля, показал картину неофициально, вне конкурса.
Он очень хотел работать в сотрудничестве с Рифеншталь. Вместе они придумали проект под названием «Фридрих и Вольтер», повествующий об отношениях между Фридрихом Великим и гениальным французским философом. Лени и Кокто даже не думали о том, будет ли их труд оплачен, – так их захватила идея фильма. Но планы остались неосуществленными из-за болезни Кокто и невозможности найти деньги на съемки. Незадолго до смерти Кокто сказал ей: «Мы художники, родившиеся не ко времени».
Среди всех этих неприятностей в 1955 г., неожиданно для самой Лени, ее «Олимпия» снискала в Америке неслыханный успех. Несколько выдающихся голливудских кинорежиссеров назвали эту ленту одним из десяти лучших фильмов, когда-либо созданных за всю историю кино. В Германии влиятельные киноклубы стали приглашать Лени, чтобы поговорить о ее творчестве или принять участие в дискуссиях о творчестве других мастеров кино. Ей даже прислали приглашение посетить Великобританию, но после серии протестов английских кинематографистов приглашение было аннулировано. Сама Лени отнеслась к этому философски, заявив, что не хочет ехать туда, где ее не желают видеть.
Однако она не преминула отправить в Великобританию подтвержденные судом свидетельства того, что она никогда не была членом нацистской партии, не проявляла активности в политическом искусстве, не занимала должностей, не имела званий, не пользовалась финансовыми выгодами за счет Третьего рейха, а также не состояла в интимных отношениях с Гитлером.
Это не было просто красивым жестом: причина состояла в том, что ей предложили работу в Великобритании и Лени хотела, чтобы в этой стране о ней сформировалось положительное мнение.
Ей было предложено сделать римейк «Голубого света», но в виде балета-сказки с восходящей звездой балериной Мойрой Ширер в главной роли.
Рифеншталь даже организовала в Лондоне пресс-конференцию, которая должна была укрепить ее репутацию. Но получилось только хуже. Одни отказались даже подать ей руку, другие сочли ее аргументы неубедительными. Под конец Лени просто расплакалась, и пресс-конференцию пришлось свернуть.
В сердцах она сказала: «Во всем остальном мире меня признают как художника. Но – только не в Англии, только не в Англии! В Англии всякий немец, который непосредственно не укокошил Гитлера, по-прежнему рассматривается как военный преступник!»