Ленин и философия
Шрифт:
В этом смысле Ленин первым смог реализовать пророчество, содержащееся в XI Тезисе, это не смог сделать даже Энгельс. Ленин реализовал его «стилем» своей философской практики. Это жесткая практика в том смысле, в каком Фрейд говорит о жестком анализе, — она не предъявляет теоретические названия своих операций, она приводит в негодование философию, которая «объясняет» мир и которую можно назвать философией отрицания. Да, это жесткая практика, но кто поначалу не был жестким?
А все дело в том, что эта практика — новая философская практика, новая, потому что уже не является топтанием на месте, практикой отрицания, когда философия как «представитель политики» постоянно вмешивается в споры, в которых решается судьба науки, — споры между насаждаемым ею научным знанием и наступающей на нее идеологией, — а как «представитель науки» постоянно вмешивается в
Если это так, позволительно думать, что неслучайно эти блестящие догадки явились продолжением научного открытия Маркса и возникли в голове у политического руководителя пролетариата. Ибо в конечном счете, если философия зародилась под влиянием исторической науки, то это было в древней Греции, в классовом обществе, и, зная, сколь далеко идущими могут быть последствия классовой эксплуатации, мы не удивимся, что эти последствия приняли форму, характерную для классовых обществ, где господствующие классы отрицают факт своего господства, — форму философского отрицания господства политики над философией. Мы не удивимся, что научное исследование механизмов классового господства и разнообразных последствий этого господства, начатое Марксом и примененное на практике Лениным, вызвало переполох в философии, подорвало мифы философского отрицания, которые философия рассказывает самой себе, желая убедить себя и нас, будто она выше политики, выше классовой борьбы.
Таким образом, только в деятельности Ленина начинает обретать плоть и смысл пророческая фраза из XI Тезиса о Фейербахе: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его».
Обещает ли эта фраза какую-то новую философию? Я так не думаю. Философия не будет упразднена; философия останется философией. Но, зная, что представляет собой ее практика, и зная — или начиная узнавать, — что представляет собой она сама, философия может постепенно измениться. Но и тогда — особенно тогда! — мы не скажем, будто марксизм — это какая-то новая философия, философия практики. В самом сердце марксистской теории находится наука — совершенно особенная, но все же наука. То новое, что марксизм привнес в философию, — это новая философская практика. Марксизм не является некоей (новой) философией практики, он является некоей (новой) философской практикой.
Эта новая философская практика может изменить философию. А вдобавок в меру своих возможностей способствовать изменению мира. Только способствовать, ибо историю творят не теоретики, не ученые или философы, историю творят не отдельные «личности» — ее творят «массы», то есть классы, объединившиеся для классовой борьбы.
Февраль 1968
ДОПОЛНЕНИЕ
Чтобы правильно понять критические высказывания о профессорах философии и о философии, которую они преподают, надо помнить, в какое время это было сказано, а также обратить внимание на некоторые слова. Ленин вслед за Дицгеном критикует большую часть профессоров философии, а не всех профессоров без исключения. Он отвергает их философию, но не философию вообще. Он даже советует изучать их философию, чтобы выработать альтернативную философскую практику и применять ее наделе. Вследствие этого надо констатировать три факта, на которые время и обстоятельства существенно не влияют:
Профессора философии — это преподаватели, то есть интеллигенты, работающие в рамках данной системы образования, подчиненные этой системе и в массе своей выполняющие социальную функцию по вдалбливанию учащимся «ценностей господствующей идеологии». Если в учебных или иных подобных учреждениях может возникнуть ситуация, позволяющая отдельным профессорам обратить процесс преподавания и собственное мышление против предустановленных «ценностей», это не меняет суммарного результата деятельности профессоров по распространению философского знания. Философы — это представители интеллигенции, а стало быть, мелкой буржуазии, и в массе своей они подчинены буржуазной и мелкобуржуазной идеологии.
Вот почему господствующая философия, чьими представителями или проводниками в массе своей являются преподаватели философии (даже когда пользуются «свободой критики»),
Такое положение дел с мелкобуржуазными интеллигентами, преподающими философию, и с философией, которую они преподают или же воспроизводят в собственной трактовке, не исключает того, что отдельные интеллигенты смогут преодолеть табу, тяготеющие над интеллигентской массой, и, если они философы, открыть для себя материалистическую философию и революционную теорию. Об этой возможности упоминается уже в «Манифесте коммунистической партии». Ленин тоже так думает, более того, он считает, что поддержка таких интеллигентов необходима рабочему движению. Седьмого февраля 1908 года Ленин писал Горькому: «Значение интеллигентской публики в нашей партии падает: отовсюду вести, что интеллигенция бежит из партии. Туда и дорога этой сволочи. Партия очищается от мещанского сора. Рабочие больше берутся за дело. Усиливается роль профессионалов-рабочих. Это все чудесно…» Горький, к которому Ленин обратился за поддержкой, не согласен с этим мнением. Ленин отвечает ему в письме от 13 февраля 1908 года. «Я думаю, что кое-что из возбужденных Вами вопросов о наших разногласиях — прямо недоразумение. Уж, конечно, я не думал "гнать интеллигенцию", как делают глупенькие синдикалисты, или отрицать ее необходимость для рабочего движения. По всем этим вопросам у нас не может быть расхождения». Но зато в этом же письме проявляются расхождения в философии: «Насчет материализма именно как миропонимания думаю, что не согласен с Вами по существу…» Этого следовало ожидать, ведь Горький выступал в защиту эмпириокритицизма и неокантианства.
О связи между Марксом и Гегелем
Я хотел бы бегло и схематично затронуть здесь некоторые вопросы, касающиеся связи между Марксом и Гегелем [8] .
Я отказываюсь от риторики и от майевтики, сократовской либо феноменологической. В философии на самом деле все начинается с конца. Поэтому я начну с конца. Я выкладываю мои карты на стол, чтобы каждый мог взять их в руки. Эти карты такие, какие есть, они отмечены печатью марксизма-ленинизма. При такой подаче они, разумеется, предстанут в виде заключений без посылок.
8
Лекция, прочитанная на семинаре Жана Ипполита в феврале 1968 г
Предлагаю отправную точку. Вопрос о связи между Марксом и Гегелем в настоящее время является решающим. Это вопрос теоретический, от него зависит будущее стратегической науки номер — один в современную эпоху — исторической науки и будущее философии, тесно связанной с этой наукой, — диалектического материализма. И, как вытекает из вышесказанного, это вопрос политический. На определенном уровне он вписывается в процесс классовой борьбы.
Чтобы понять, насколько важен в наше время вопрос о связи между Марксом и Гегелем, надо рассматривать его как некий симптом и объяснять как симптом неких последующих реальностей. Для определения симптома надо выразить эти реальности в виде тезисов.
Тезис 1
Союз или слияние рабочего движения и марксистской теории — величайшее событие в истории классовых обществ, то есть практически во всей истории человечества. В сравнении с ним пресловутый «переворот» в науке и технике, о котором мы слышим с утра до ночи (атомная эра, электронная эра, эра компьютеров, космическая эра и т. д.), при его несомненной важности ограничивается научно-технической сферой. Все эти события имеют куда меньшее значение, их последствия затрагивают лишь отдельные аспекты в развитии производительных сил.
Мы сейчас переживаем неизбежные последствия этого слияния, этого союза. Первые результаты — социалистические революции (СССР, Китай и т. д., революционно-освободительные движения в Азии, Вьетнаме, Латинской Америке, возникновение новых коммунистических партий и т. п.).
А. В этом союзе осуществляется «союз теории и практики».
Б. Этот союз представляет собой не свершившийся факт, а борьбу за его свершение. Борьбу, которая может закончиться сокрушительным поражением. Или полной победой. Эта борьба происходит и внутри самого союза. Одно из ее обострений было вызвано Первой мировой войной: кризис II Интернационала. А сейчас мы наблюдаем кризис мирового коммунистического движения.