Ленин жив! Культ Ленина в Советской России
Шрифт:
Осенью 1887 г. Владимир поступил на юридический факультет Казанского университета; вскоре (учитывая репутацию Александра как террориста и мученика) его пригласили вступить в революционный кружок, члены которого в декабре того же года приняли участие в студенческой демонстрации. Владимир был арестован, пробыл в заключении два дня, исключен из университета, а затем выслан в Кокушкино, где оставался почти год. Во время жизни в Кокушкине Владимир Ильич перерыл всю тамошнюю библиотеку, отыскивая тома журнала Чернышевского «Современник», еще недавно читанного Сашей. Владимир погрузился в чтение с головой, делая многочисленные пометки на полях. Обладая поразительным умением концентрировать свои умственные способности, юноша досконально изучил очерки Чернышевского о Белинском, о Гегеле, о философском материализме, об эстетике, о политической экономии Милля и о крестьянском вопросе. Позднее Ленин отмечал, что именно эти статьи впервые пробудили в нем интерес к вопросам экономики — в особенности к положению русской деревни. Владимир Ильич настолько был захвачен трудами
73
Там же. С. 75–77.
«Энциклопедичность знаний Чернышевского, — признавался Ленин впоследствии, — яркость его революционных взглядов, беспощадный полемический талант — меня покорили» [74] .
Неизгладимое впечатление произвели на Владимира Ульянова непримиримая ненависть Чернышевского к либерализму, беззаветная преданность революции и вера в то, что «новые люди» способны освободить от гнета многострадальный русский народ. Владимир Ульянов высоко оценил революционный оптимизм Чернышевского, его убежденность в скором наступлении желанных перемен, приближаемых сознательными усилиями волевых борцов. В высшей степени существенно, что Ульянов проникся благоговейным пиететом по отношению к воздействию книг Чернышевского: ведь именно посредством пера Чернышевский сумел заразить революционным энтузиазмом своих читателей. Власть пишущего над умами — вот черта, присущая Чернышевскому, которая сделала его в глазах Владимира Ульянова образцом революционера. Итак, ему самому суждено стать революционером, обладающим даром вдохновлять, убеждать и мобилизовывать оружием печатного слова.
74
Там же.
Подобное решение не слишком удивительно для юноши, который полагал тургеневских персонажей действительнее самой жизни и пытался понять единственного известного ему революционера — старшего брата — путем изучения вымышленных героев, которым, по его мнению, Саша во всем подражал. Эти герои — и в особенности сам Чернышевский — стали теперь образцами и для Владимира; он перенял их революционную целеустремленность; подобно им, он будет завоевывать души силой пера и собственным примером. Перо для Владимира Ульянова было действеннее бомбы.
Дорогами революции
Биографы Ленина усматривают в русском радикализме 1880-х годов два различные течения — террористическое и марксистское. Владимира Ульянова представляют решительным сторонником марксистов. Это неверно.
Невзирая на жесткие полицейские гонения, последовавшие за убийством Александра II народовольцами в 1881 г., преданные делу революционеры пытались возродить дух прежней организации, создавая кружки, сходным образом опиравшиеся на конспирацию и террор. Видя разительный контраст между разоряющимся крестьянством и быстро развивающимся городским пролетариатом, народовольцы [75] постепенно стали возлагать свои надежды на революцию на промышленных рабочих: хотя численность их была невелика, они сосредоточивались вокруг крупных фабрик и были, следовательно, более податливы в смысле организации и более чутки к воздействию пропаганды. Перемене взглядов на общественное положение у революционеров во многом способствовал и перевод на русский язык первого тома «Капитала» Карла Маркса (1872), который широко читался и перечитывался [76] .
75
Термин условный; точнее сказать — «продолжатели дела прекратившей существование организации „Народная воля“».
76
Письмо Ф. Зорге 5 ноября 1880. //Мапс К. und Engels F. Werke. Bd. 34. Berlin, 1966. S. 447. Цит. в кн.: Pipes R. Struve: Liberal on the Left, 1870–1905. Cambridge, 1970. P. 46. Русскими переводчиками Маркса были Г. А. Лопатин и Н. Ф. Даниельсон.
Вопреки отдельным расхождениям, народовольцев объединяла вера в эффективность террора, а еще более — убежденность в необходимости насильственного переворота. В рамках самодержавия свобода недостижима. Взломать прочную систему способна только конспиративная организация стойких революционеров. Быть может, наиболее примечательной чертой народовольцев были их крайний волюнтаризм, неиссякаемая вера в свои силы и способность по собственной воле создать в России основу для всеобщего социального равенства. Александр Ульянов придерживался именно таких взглядов — и Владимир Ульянов, по-видимому, ему следовал.
Путь народовольчества был не единственным для радикально настроенного юноши 1880-х годов. С «Народной Волей» сосуществовали группы социал-демократов, почитавшие себя истинными марксистами. Подобно народовольцам, российские социал-демократы признавали необходимость политической борьбы и повышения сознательности пролетариата с тем,
Хотя Плеханов и пытался в памфлете «Наши разногласия» (1885) представить два основные революционные течения эпохи как диаметрально противоположные, для русского революционного движения конца 1880-х гг. на деле были характерны чрезвычайная запутанность и нестабильность. В радикальные кружки нередко входили люди с самыми разнообразными взглядами на основные вопросы (до того времени, когда «фракционная деятельность» сделалась в революционных братствах недопустимой, было еще далеко). Радикалы переходили из одного кружка в другой, меняли точки зрения, охотно вступали в полемику и чутко отзывались на любое новое веяние.
Главное отличие социал-демократов от народовольцев лежало в области стиля. Волюнтаризм, спешка, установка на избирательный террор — все это было чуждо социал-демократам. Они верили в историческую неизбежность социализма и сторонились террора как романтически-наивного, незрелого заблуждения, могущего принести только обратные результаты. Однако осуждение террористов не лишено было внутреннего противоречия. Самоотверженные смельчаки конца 1970-х гг… подвергавшие себя смертельному риску, продолжали вдохновлять едва ли не всех радикалов. Отказ от героического терроризма означал для большинства социал-демократов разрыв с юношескими идеалами. Именно так расценивал это и Владимир Ильич Ульянов. В известном фрагменте своей книги «Что делать?» (1902) он выражал глубокую привязанность к «Народной воле», и его супруга, Надежда Крупская, считала эти строки автобиографическими:
«Многие из них начинали революционно мыслить, как народовольцы. Почти все в ранней юности восторженно преклонялись перед героями террора. Отказ от обаятельного впечатления этой геройской традиции стоил борьбы…» [77] .
Осенью — зимой 1888–1889 гг. Ульянов впервые познакомился с трудом Карла Маркса. Он читал «Капитал», а равно и нашумевшую статью Плеханова «Наши разногласия» — очевидно, с точки зрения народовольца, убежденного в необходимости насильственного переворота путем террора [78] . Хотя эти выдающиеся марксистские произведения заметно повлияли на Ульянова — точно также, как в прошлом романы Тургенева и Чернышевского, — непохоже, что они побудили его пытаться укрепить свои марксистские связи или отказаться от убеждений народовольца. Во всяком случае, он не вступил в контакт с ведущими марксистами, проживавшими тогда в Казани — Николаем Федосеевым и М. Л. Мандельштамом [79] .
77
Ленин В. И. Что делать? // Полн. собр. соч. Т. 6. С. 180–181.
78
IS. Pipes R. The Origins of Bolshevism: The Intellectual Evolution of Young Lenin// Pipes R. (ed.). Revolutionary Russia. Cambridge, 1968. P. 29n.
79
Ibid. P. 32n.
В Самаре, куда он переехал с семьей в 1889 г., Владимир Ильич сблизился с группой народовольцев во главе с А. П. Шкляренко [80] . Тогда же он возобновил свои усилия по завершению образования, прерванного исключением из Казанского университета. В 1890 г. министерство разрешило ему сдать экзамены за юридический факультет, что он и сделал в следующем году, получив по всем предметам высшие баллы; затем Владимир Ильич приступил к адвокатской практике, продолжая посвящать всю свою энергию призванию, обретенному им за годы вынужденного бездействия.
80
Ibid. P. 34; об А. П. Шкляренко см.: P. 34n.