Ленин жив! Культ Ленина в Советской России
Шрифт:
Ленину была свойственна еще одна черта характера, оказавшаяся решающей для его собственного стиля руководства: со всей твердостью он порывал — и часто бесповоротно — с теми, кто не оказывал ему безоговорочной поддержки. Это свойство обусловило едва ли не все расколы и расхождения, занимавшие громадное место в истории большевизма до революции 1917 года. «Раскол, раскол и раскол», — писал Ленин в начале 1905 г. секретарю бюро комитетов большинства в Санкт-Петербурге, предостерегая его против козней меньшевиков [98] .
98
Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 47. С. 10.
Иногда разрыв давался нелегко — как, например, разрыв с Мартовым [99] . Во всех случаях, однако, Ленин придерживался непоколебимой убежденности в насущной необходимости своего руководства: он не сомневался, что только ему одному ведома дорога
99
Крупская позднее вспоминала, каким тяжелым оказался для Ленина разрыв с Мартовым. См.: Крупская Н. К. О Ленине: Статьи и речи / Сост. Людмила Сталь. М., 1925. С. 47.
100
Потресов А. Н. Ленин: Посмертный сборник произведений. Париж, 1937. С. 301–302.
Белинский считал, что в России писатель представляет на суд современников всего себя — не только свои писания, но и склад личности, нравственный облик, стиль жизни. Создатель большевизма предъявлял к себе и своим соратникам ничуть не меньшие требования. Идеал профессионального революционера явился логическим следствием полученного Лениным воспитания; то же самое можно сказать и о его менявшихся воззрениях на сущность руководства. Каждым своим действием вождь обязан обнаруживать качества, признанные необходимой предпосылкой для членства в партии. Вождь должен служить образцом, определяя генеральную линию для других и тщательно придерживаясь ее сам. Заимствуя элементы русской революционной традиции и используя их по-новому, более решительно и требовательно, Ленин намечал стиль руководства, ставший едва ли не основным его вкладом в политическую жизнь XX века, на характер которого он наложил столь важный отпечаток. Тем самым он способствовал также, хотя и неумышленно, формированию неоднозначных опор собственного культа.
Первое выступление Ленина в роли подлинного революционного вождя произошло летом 1903 г. на немногочисленном (всего 43 делегата с правом голоса) Втором съезде Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП). Здесь Ленин, искусно маневрируя ходом полемики по вопросу о членстве, добился раскола. Он выдвинул формулировку — гораздо более жесткую по сравнению с формулировкой Мартова — согласную с его идеей обособленной партии, состоящей из профессиональных революционеров. Хотя в резолюции съезда была принята более расплывчатая формулировка Мартова, Ленин своим давлением на события вынудил к уходу со съезда делегатов — «экономистов» и представителей Бунда (Всеобщего еврейского рабочего союза): тем самым сторонники Ленина временно оказались в большинстве (большевики), а сторонники Мартова — в меньшинстве (меньшевики), отсюда — наименование обеих фракций [101] .
101
В любой книге по истории КПСС и в каждой биографии Ленина содержится упоминание этого события. См., например: Schapiiv L. The Communist Party of the Soviet Union. New York, 1964. P. 46–53; Haimson L. The Russian Marxists and the Origins of Bolshevism. P. 171–181; Keep J. L. H. The Rise of Social Democracy in Russia. Oxford, 1963. P. 107–148; Ulam A. The Bolsheviks. P. 187–193.
На протяжении всего съезда Ленин держался так, словно его позиция лидера была уже упрочена. Троцкий позднее утверждал, что «старики» (старшие представители движения — Аксельрод и Засулич) отказывались верить себе по окончании съезда:
«Ведь не так давно он приехал за границу, учеником… и держал себя, как ученик. Откуда вдруг эта самоуверенность?» [102] .
Поведением Ленина были изумлены не одни «старики». В России социал-демократы — такие, как Анатолий Луначарский и его товарищи по вологодской ссылке — сочли раскол чистым безумием. «Первый параграф устава? — Разве стоит колоться из-за этого? Размещение кресел в редакции? — да что они, с ума сошли, за границей?» Огорченные новостью, ссыльные распространяли слух, что «Ленин, склочник и раскольник, во что бы то ни стало хочет установить самодержавие в партии, что Мартов и Аксельрод не захотели, так сказать, присягнуть ему в качестве всепартийного хана» [103] .
102
Троцкий Л. Моя жизнь. М., 1990. Т. I. С. 189.
103
Луначарский А. В.
Есть свидетельства того, что социал-демократы, перешедшие на сторону Ленина, сделали это не из согласия с его формулировкой первого параграфа партийного устава, но из желания солидаризироваться с «решительностью» Ленина [104] . Неудивительно поэтому, что Ленин привлекал тех, кому импонировал сильный вождь. Иные из женевских большевиков были ранее народовольцами, они по-прежнему преклонялись перед отчаянно смелыми, готовыми на любой риск революционерами. Их, несомненно, восхищали волевые качества Ленина, и они сочувствовали неизменным похвалам героям семидесятых годов, столь частым в ранних его сочинениях.
104
Trotsky. My Life. Р. 163.
Луначарский отметил, что большинство марксистской интеллигенции в Санкт-Петербурге и в Москве тяготели к меньшевизму, тогда как большевики привлекали к себе профессиональных революционеров из провинции [105] . Профессиональным революционерам, возможно, легче было освоиться с непритязательными повадками и заурядной внешностью Ленина, нежели с интеллектуальным высокомерием и напыщенными манерами вождей типа Плеханова. Кржижановский говорил, что Ленин походил на волжского крестьянина — и следует думать, что это обстоятельство было немаловажным для русских провинциалов, примыкавших к революционному движению [106] . Ленин принадлежал к их числу. Он был русским, уроженцем Поволжья — сердца России; он не был евреем (как Мартов, Троцкий и Аксельрод); он не учился в столичных университетах. Он обладал даром оратора, но речь его не отличалась гладкостью и изысканностью. Он был уверен в себе, однако чужд надменности, рафинированности, претенциозности.
105
Луначарский А. В. Великий переворот. С. 60.
106
Кржижановский Г. М. О Владимире Ильиче. С. 7. Кржижановский описывал Ленина Луначарскому так: «А на вид он похож на ярославского кулачка, на хитрого мужичонку, особенно, когда носит бороду». — Луначарский А. В. Великий переворот. С. 61.
Красноречивый источник, наиболее ярко описывающий взаимоотношения новой фракции со своим вождем — это мемуары Николая Валентинова. Один из профессиональных революционеров-провинциалов, присоединившихся к большевикам, Валентинов вспоминает, что по прибытии в Женеву из России в январе 1904 г. его глубоко поразила — вернее даже, потрясла «атмосфера поклонения», окружавшая Ленина. Лепешинский, к примеру, «обожал Ленина почти так, как сентиментальные институтки „обожают“ некоторых своих учителей». Он всем сердцем верил, что когда-нибудь Ленин совершит нечто великое:
«Все… увидят, какой он большой, очень большой человек. Старик наш мудр, — по всякому поводу говорил Лепешинский. При этом глаза его делались маслянисто-нежными, и все лицо выражало обожание» [107] .
Религиозное почитание Ленина большевиками женевского периода смутило Валентинова — и он вознамерился препятствовать возникновению у себя подобных чувств. Ему это, однако, не удалось, и позже он признавался, что «влюбился» в Ленина [108] . Луначарский описывал такую влюбленность как неизбежную для всех:
107
Валентинов Н. Встречи с Лениным. С. 79, 72–73. Согласно Валентинову, обращение «старик» являлось выражением почтительности по отношению к 34-летнему Ленину. Можно допустить, что так называли членов санкт-петербургского кружка Радченко середины 1890-х гг. Во всяком случае, каково бы ни было его происхождение, к 1904 г. для Валентинова прозвище «старик» в устах последователей Ленина звучало в прямом смысле, подразумевая мудрость и величие духа.
108
Там же. С. 75.
«Люди, попадающие близко в его орбиту, не только отдаются ему, как политическому вождю, но как-то своеобразно влюбляются в него» [109] .
Потресов объяснял «гипнотическое» воздействие Ленина на окружающих наличием у него необычайной воли и веры в себя:
«…никто, как он, не умел так заражать своими пламенными планами, так импонировать своей волей, так покорять своей личностью, как этот, на первый взгляд такой невзрачный и грубоватый человек… ни Плеханов, ни Мартов, ни кто-либо другой…» [110] .
109
Луначарский А. В. Великий переворот. С. 66.
110
Валентинов Н. Недорисованный портрет. С. 55–56.