Ленин. Человек, который изменил все

Никонов Вячеслав

Марксист

Ленин расскажет молодым социал-демократам:

«– Я начал делаться марксистом после усвоения 1-го тома «Капитала» и «Наших разногласий» Плеханова…

– Когда это было?

– Могу вам точно ответить: в начале 1889 года, в январе»⁸².

Как раз в это время на деньги, вырученные от продажи дома в Симбирске, семья Ульяновых приобрела хутор близ деревни Алакаевка в Самарской губернии. Начался самарский период жизни Ленина. По доверенности покупку осуществил Марк Тимофеевич Елизаров, жених Анны Ильиничны. Он что-то смыслил в агрономии, и у Марии Александровны теплилась смутная надежда, что он сможет заинтересовать

ее беспокойных детей ведением собственного хозяйства. В мае семейство переехало в Алакаевку. И, как выяснится, очень вовремя.

В Казани как раз пошли аресты. Ленин напишет: «Весной 1889 года я уехал в Самарскую губернию, где услыхал в конце лета 1889 года об аресте Федосеева и других членов казанских кружков, – между прочим, и того, где я принимал участие. Думаю, что легко мог бы также быть арестован, если бы остался тем летом в Казани»⁸³.

В апреле Владимир Ульянов получил свидетельство за подписями двух медицинских светил о наличии у него болезни желудка, для лечения которой требуется пить щелочные воды, лучше всего во французском Виши. На этом основании он подал прошение казанскому губернатору о выдаче ему заграничного паспорта. Губернатор в ответ рекомендовал попить Ессентуки № 17 на Кавказе⁸⁴. Рекомендацией Ульянов пренебрег и поехал в Алакаевку, где обосновался с родней, как зафиксировало всевидящее жандармское управление, 4 (16) мая 1889 года.

Естественно, хозяйством Ульяновы заниматься не стали, сдав земли в арену. Но Владимир имел возможность познакомиться с крестьянским миром. «Много заимствовал Владимир Ильич и из непосредственного общения с крестьянами в Алакаевке, где он провел пять летних сезонов подряд, по три-четыре месяца в год, а также и в деревне Бестужевка, куда ездил с Марком Тимофеевичем к родным последнего»⁸⁵, – напишет сестра Анна. «Но если хозяйство не пошло и от него скоро отказались, то как дача Алакаевка была очень хороша, и мы проводили в ней каждое лето, – замечала Мария Ильинична. – Особенно хороши там были степной прозрачный воздух и тишина кругом»⁸⁶. Брат Дмитрий добавлял: «Вблизи дома находился большой пруд, сильно заросший, особенно по берегам, водяными растениями. Сюда мы ходили раза по два в день купаться, для чего у нас была приспособлена на чистом месте дощатая раздевалка».

Деревянный, зеленой краской покрашенный дом – метров² 120. Самым большим помещением была кухня. И еще столовая, которой предпочитали небольшую веранду у входной двери. Справа от входа была комната Владимира, угловая, сразу с четырьмя окнами. Он вел жизнь интеллигента-дачника: читал, думал и набирался сил. «В северо-западном углу сада был “Володин уголок” – деревянный столик и скамья, укрепленные в земле; этот уголок был весь в зелени, и солнце почти не заглядывало туда. Около столика Володя очень скоро протоптал дорожку в 10–15 шагов, по которой часто ходил, обдумывая прочитанное. Обычно около девяти часов утра он приходил сюда с книгами и тетрадями и работал до двух часов без перерыва. В течение пяти лет, с 1889 по 1993 год, это был настоящий рабочий кабинет Ильича»⁸⁷.

Анна Ильинична 28 июля (9 августа) 1889 года сочеталась с Елизаровым законным браком в соседнем селе Тростянке, при этом Владимир выступал в роли, как тогда говорили, поручителя.

В конце августа Владимир отвез младших в Самару, где они теперь должны были учиться в гимназии, и оставил на квартире Елизарова под присмотром Ольги. Самара была создана хлебным бизнесом и волжской вольницей. Город быстро развивался,

правильно и красиво застраивался, хотя еще не мог похвастаться качественным водопроводом или канализацией. Летом тучи белой пыли из степи носились по улице.

Владимир с матерью приезжают в Самару 21 сентября (9 октября), и семья воссоединилась в доме Кулагина на Полицейской площади. Потом переехали. «В Самаре жили зиму 1889/90 года в доме Каткова на Заводской улице под горой у самого берега Волги. Красный каменный дом, снимали весь второй этаж, – писал Дмитрий. – С мая 1890 года до отъезда из Самары в августе 1893 года жили на углу Сокольничьей и Почтовой улиц в доме Рытикова, деревянный двухэтажный дом… Здесь ВИ болел тифом сравнительно в легкой форме, очевидно так называемым теперь паратифом, помнится, осенью 1890 года»⁸⁸.

Мария Ильинична отнесет эту болезнь на более поздний срок, подчеркивая крепкое – до времени – здоровье брата: «От природы ВИ был крепким, здоровым, жизнерадостным человеком… Он редко хворал и из серьезных болезней перенес только в 1892 году в Самаре брюшной тиф, да и то не в сильной форме. Весь этот период своей жизни он провел в семье, пользовался хорошим домашним столом, не был перегружен нервной работой, имел возможность проводить лето за городом (в казанский период в с. Кокушкино, а в Самарский – на хуторе Алакаевка)»⁸⁹. Его революционная деятельность, если таковая и была, пока не влекла за собой серьезных нервных стрессов.

Самарским партнером по шахматам стал присяжный поверенный окружного суда Андрей Николаевич Хардин, у которого была и хорошая библиотека. Ульянов также «пользовался книгами публичной библиотеки по абонементу Анны Ильиничны. Но он получал также книги и из библиотеки Благородного собрания, в которой был более богатый фонд толстых журналов и иностранной литературы»⁹⁰.

Ульянов по-прежнему был намерен учиться. 28 октября (9 ноября) он направил прошение министру народного просвещения разрешить ему держать экстерном экзамен по курсу юридического факультета в каком-либо учебном заведении. В резолюции министерства Ульянов был охарактеризован как «скверный человек», последнее слово оставлялось за Департаментом полиции. Тот оказался против. Делать нечего.

Теперь Владимир Ульянов, его братья и сестры, тоже уже проникнувшиеся или еще только проникавшиеся марксизмом, окунулись в самарскую кружковую среду. «В Самаре революционно настроенной молодежи было, конечно, меньше, чем в Казани – городе университетском, но и там она была, – вспоминала Анна Ильинична. – Были, кроме того, и пожилые люди, бывшие ссыльные, возвращавшиеся из Сибири, и поднадзорные. Эти последние были, конечно, все направления народнического и народовольческого»⁹¹.

Полагаю, Ленин излагал свое идейное становление и эволюцию, описывая в «Что делать?» молодых социал-демократов: «Многие из них начинали революционно мыслить, как народовольцы. Почти все в ранней юности восторженно преклонялись перед героями террора. Отказ от обаятельного впечатления этой геройской традиции стоил борьбы, сопровождался разрывом с людьми, которые во что бы то ни стало хотели остаться верными “Народной воле” и которых молодые социал-демократы высоко уважали»⁹². Но именно народовольцы окажутся теми первыми непримиримыми противниками (сколько их еще будет), с которыми вступил в борьбу юный Ульянов. От них марксисты нередко слышали вопрос: «Зачем же вы непременно хотите разорить крестьян, во что бы то ни стало превратить их в пролетариев?»⁹³.