Ленин. Эмиграция и Россия
Шрифт:
А посему “против автора брошюры Н. Ленина... а равно и против других лиц, могущих оказаться виновными”[103], возбудят в С.-Петербургской судебной палате особое дело.
И, усмотрев в брошюре “К деревенской бедноте” “признаки преступных деяний”, судьи утвердят арест, наложенный на нее цензурой.
Но еще за много месяцев до выхода в свет брошюры “К деревенской бедноте”, осенью 1902 года, Владимир Ильич выступает в разных городах Европы с рефератами об аграрной программе российской социал-демократии. И всюду обрушивается на эсеров.
Что же вынудило Ленина, загруженного делами “Искры”, занятого подготовкой к съезду, отправиться из Лондона в Швейцарию и Бельгию? Почему так
Потому, что эта партия, разъясняет Ленин, с ее мелкобуржуазной, полуанархической “революционностью” пагубно влияет на классовое сознание пролетариата, стремится подчинить его буржуазной демократии. Потому, что так называемое “социалистски-революционное” течение общественной мысли отошло от единственной международной теории революционного социализма - марксизма. Эсеры повторяют ошибку “Народной воли”, всего старого русского социализма и “ограничивают свое самостоятельное творчество в области русской революционной мысли простой приставкой революционной фразы к ветхому завету либерально-народнической мудрости”[104]. Они не понимают, что “действительно революционной и истинно социалистической может быть в современной России лишь партия, сливающая социализм с русским рабочим движением”[105].
Эсеровская проповедь террора, утверждает Ленин, особенно пагубна. Опасно, что террористические настроения начинают сказываться уже у части рабочих, даже у социал-демократов. И перед осенней поездкой в Швейцарию и Бельгию в двух номерах “Искры” Ленин выступает со статьей “Революционный авантюризм”, в которой подвергает резкой критике ошибочные теоретические и программные взгляды, эсеров, их авантюристическую тактику.
Этим же вопросам он посвящает и свой реферат в Женеве.
“Тогда,- вспомнит старая большевичка П. Кулябко,- я в первый раз слышала его выступление и тогда же познакомилась с ним лично. Как раз в день реферата в сумерках ко мне постучался и вошел незнакомый человек; я с первого взгляда подумала, что это кто-нибудь из российских товарищей, но он сейчас же назвал себя, приветливо улыбаясь,- “Ульянов”, а когда снял головной убор, я увидела и его лысину, о которой, конечно, знала по рассказам товарищей... Завязался живой разговор... Владимир Ильич был очень оживлен и весело и заразительно смеялся... Незаметно пробежали часа полтора - два. Владимир Ильич попрощался с нами до вечера, сказав, что ему еще нужно кое-что просмотреть к реферату... О нем были расклеены в городе нашей женевской искровской группой афиши. Содержание его было об эсерах. Я пришла довольно рано; большой зал был уже битком набит. Вся женевская русская колония, кажется, до единого человека, была здесь: на две трети это были эсеры... и сочувствовавшая им студенческая молодежь” [106].
В Женеве, так же как и в Лозанне, Берне, Цюрихе, Льеже, Ленин разоблачает эсеров. Он утверждает, что тактика индивидуального террора ведет к отрыву революционеров от народа, что террористические акты приносят громадный вред рабочему движению.
Он решительно заявляет: “...партия “социалистов-революционеров” на самом деле отнюдь не стоит на точке зрения научного революционного социализма... ни в вопросах международного, ни в вопросах русского движения. На самом деле “партия” характеризуется полной беспринципностью но всех важнейших принципиальных вопросах современного социализма...” [107]
Напрасно эсеры, говорит Ленин, считают свою родословную от действительно великих революционеров - народовольцев Андрея Желябова, Александра Михайлова, Софьи Перовской и им подобных. С ними, категорически утверждает он, у эсеров нет и не может быть ничего общего, как у мелкобуржуазной партии, по недоразумению
Вот заметки одного из присутствующих на обсуждении реферата Ленина:
“Реферат был, конечно, убийственным для эсеров... Владимир Ильич в этом реферате, который был его первым рефератом в Женеве, показал, чего стоит пафос эсеров с их социализацией земли”, показал и вскрыл просто и ясно их реакционность во всех отношениях и их авантюризм. Говорил при этом Владимир Ильич очень страстно, его интонация невольно передавалась всем слушателям... Эсеры считали себя самыми революционными на свете, и вот приходит Ленин и... совлекает с них все их блестящие одежды, показывая при этом под ними изорванные лохмотья давным-давно изжитой мелкобуржуазной мудрости” [108].
Ленин возвращается в Лондон. Он пишет в Берн: “После путешествия я чувствовал себя изрядно утомленным, но теперь начинаю “отходить”, хотя завтра предстоит еще здесь повторить реферат” [109]
Поспорить с Лениным, узнаем из воспоминаний оказавшегося в Англии петербургского социал-демократа И. Михайлова, приходит в рабочий район Уайтчепель немало эсеров. Ленин начинает с характеристики основных положений народничества. Многие эсеры торжествуют:
– Вот, даже Ленин говорит о неопровержимых достоинствах нашего учения!
Однако Владимир Ильич подвергает с позиций марксизма все сказанное о народническом учении самой ожесточенной, уничтожающей критике. Торжествовавшие только что вожди эсеровской партии нервничают, волнуются, но ждут: что же будет дальше?
Ленин переходит к вопросам классовой борьбы, материалистического понимания истории, программы и тактики социал-демократии.
Теперь, убеждается Михайлов, он уже шлифует, заостряет все важнейшие положения марксизма. И на этом кончает...
А в феврале 1903 года Ленин в Париже. Не только из-за реферата приезжает он сюда, но и в связи с официальным приглашением Русской высшей школы общественных наук.
Ее создали в Париже почти два года назад либеральные профессора, за свои убеждения изгнанные царским правительством из высших учебных заведений России. В школе обучаются русские студенты, проживающие за границей. И хотя руководители школы проявляют открытую неприязнь к революционным марксистам, именно здесь предстоит Ленину прочесть лекции о марксистских взглядах на аграрный вопрос.
Но в расписании, вывешенном возле аудитории, нет имени Ленина. Значится же фамилия В. Ильина, выступающего с лекциями “Марксистские взгляды на аграрный вопрос в Западной Европе и в России”.
Руководителям школы он известен как марксист-теоретик, автор “Экономических этюдов и статей”, а также вышедшего в 1899 году труда “Развитие капитализма в России”. Не ведают они, конечно, о том, что в делах российской полиции сказано о В. Ильине: “Названный автор более известен под другим своим псевдонимом - “Тулин”... Настоящую его фамилию знают немногие, так как социал-демократы держат ее в большом секрете, оберегая в этом авторе одного из своих вожаков. В действительности это... Владимир Ильин Ульянов, родной брат террориста Александра Ульянова, казненного в 1887 году” [110].
Не знают руководители школы и о том, что В. Ильин - это тот самый Ленин, который стоит во главе “Искры”, который опубликовал книгу “Что делать?”.
Ильина, а не Ленина счел совет школы возможным допустить к чтению лекций. Ему, Ильину, послал совет в декабре 1902 года официальное приглашение.
Но за полчаса до первой лекции руководители школы все же узнают: Ильин - это Владимир Ульянов, это Ленин.
Как же отменить его лекции, если он уже в Париже?! Если уже заполнена до отказа аудитория в доме № 16 по улице Сорбонны?