Ленин
Шрифт:
Одинокий эгоцентрик Савинков привык в качестве главы террористической организации брать всю ответственность на себя. Прирожденный заговорщик и диктатор, он был склонен преувеличивать свою власть над людьми. Савинков так вел дело, что генерал Корнилов имел основания считать, будто действует с ведома и согласия Керенского. Генерал соглашался разделить власть с Керенским и Савинковым: «Новая власть в силу обстоятельств должна будет прибегнуть к крутым мерам. Я бы желал, чтобы они были наименее крутыми, кроме того, демократия должна знать, что она не лишится своих любимых вождей и наиболее ценных завоеваний».
А
«Но не думаю, чтобы он был готов на “решительные и беспощадные меры против демократии”, – вспоминал Федор Степун, – и уже совсем не допускаю мысли, чтобы он приветствовал Корнилова как вождя директории… Керенский ни минуты не думал о смещении власти вправо, а лишь о том, как при помощи Корнилова утвердить власть подлинной демократии, то есть свою собственную…»
Члены ГКЧП в августе 91-го утверждали, что Горбачев захотел въехать в рай на чужом горбу. Сам объявить чрезвычайное положение не решился, а им сказал: «Черт с вами, действуйте!» Да если бы Горбачев когда-нибудь в жизни говорил: «Вы действуйте, а я посижу в сторонке», то он бы никогда не стал генеральным секретарем! Он принадлежит к породе властных и авторитарных людей, которые исходят из того, что все должно делаться по их воле…
Так ведь и Корнилов уверял, что всего лишь исполняет волю правительства! 27 августа 1917 года, в воскресенье, Корнилов отправил в Петроград 3-й конный корпус для проведения операции против большевиков.
Керенский отрешил Корнилова от должности. В ответ Корнилов провозгласил себя правителем России и заявил, что Временное правительство действует под давлением большевиков и в полном соответствии с планами германского Генерального штаба. Но ничего из корниловского мятежа не вышло. Лавр Георгиевич, человек эмоциональный, импульсивный и прямолинейный, и мятежником оказался спонтанным, плохо подготовившимся.
«Для роли “генерала на белом коне” Корнилов создан не был и о ней вряд ли мечтал, – вспоминал один из руководителей Военного министерства. – Для такой роли ему не хватало как блеска и обаяния личности, так и универсальности политического кругозора, как узколичного честолюбия, так и дара владеть людьми».
«Он был прежде всего солдат, – считал Павел Милюков, – храбрый рубака, способный воодушевить личным примером армию во время боя, бесстрашный в замыслах, решительный и настойчивый в выполнении их. Политический кругозор Корнилова был крайне узок. При его наивности и при той легкости, с которой он поддавался личной лести, он был всегда окружен проходимцами и авантюристами темного происхождения и невысокого разбора».
Если Керенский одержал легкую победу, то это объясняется тем, что в его распоряжении была непримиримая к Корнилову рабочая армия. Железнодорожники с восторгом разбирали пути, по которым двигались корниловские эшелоны, не давали локомотивов, а иногда угоняли эшелоны в обратном направлении… В помощь Корнилову собирались выступать какие-то подпольные организации, и участник одной из них рассказал впоследствии, что отпущенные
Все произошло, как в 91-м! Когда Горбачев отказался подписать документы ГКЧП, планы заговорщиков рухнули. Помощник Горбачева Анатолий Черняев, который был вместе с президентом в Форосе, пишет, что продуманного заговора как такового не было, был расчет на то, что Горбачева можно будет втянуть в это дело. И, как только Горбачев «дал отлуп», все посыпалось. ГКЧП по природе своей, по составу своему изначально не способен был «сыграть в Пиночета»!
Из Корнилова тоже Наполеон не получился.
«Корнилов, – писал генерал Брусилов, – был человек страстный и желавший во что бы то ни стало выдвинуться. Полководцем он не был и по свойству своего характера не мог им быть. Полководец прежде всего должен иметь хладнокровную и вдумчивую голову, чего у него никогда не было. Это – начальник лихого партизанского отряда и больше ничего… Бедный человек, он запутался сильно».
Керенскому пришлось отправить Савинкова в отставку, которую тот отпраздновал в подвале кавказского ресторанчика вином и шашлыками вместе с офицерами «дикой дивизии». После Октября он стал непримиримым врагом советской власти. Говорят, в 1918 году он «вел себя в Москве с вызывающей храбростью: ходил по улицам в черном френче и желтых сапогах, утверждая, что любой чекист при встрече с ним первый постарается скрыться».
«Громадным подспорьем Савинкову была его биологическая храбрость, – писал человек, который был рядом с ним в семнадцатом году. – Савинков не склонял головы ни перед немецкими, ни перед большевистскими пулями…
Смертельная опасность не только повышала в нем чувство жизни, но и наполняла его душу особою, жуткою радостью: “Смотришь в бездну, и кружится голова, и хочется броситься в бездну, хотя броситься – погибнуть”. Не раз бросался Савинков вниз головой в постоянно манившую его бездну смерти, пока не размозжил своего черепа о каменные плиты, выбросившись из окна московской тюрьмы ГПУ».
После Гражданской войны он покинул страну. Но чекисты умело заманили его в Россию. Савинков сделал все, что от него требовали: публично покаялся и призвал соратников прекратить борьбу против советской власти. Надеялся на освобождение. Убедившись, что выпускать его не собираются, 7 мая 1925 года Савинков выпрыгнул из открытого окна кабинета на Лубянке…
После Корниловского мятежа Временное правительство не продержалось в Зимнем дворце и двух месяцев. Вместе с Временным правительством рухнула едва появившаяся в России демократия. В стране была установлена диктатура.
Между прочим, руководители Временного правительства говорили, что не будь большевистского переворота, Россия не подписала бы сепаратный договор с Германией, закончила бы Первую мировую войну вместе с союзниками и вместе со всеми заключила мир в Версале. Временное правительство не позволило бы союзникам в Версале подписать договор с разгромленной Германией на таких обидных для немцев условиях. Следовательно, не появился бы Адольф Гитлер и не было бы Второй мировой войны…
«К Керенскому, – вспоминал Александр Вертинский, – скоро приклеилась этикетка “Печальный Пьеро Российской революции”.