Ленинград – Иерусалим с долгой пересадкой
Шрифт:
Эдик ненавидел самодержавие и не мог сосуществовать с ним. Он был творческой натурой, наблюдательным человеком, умеющим анализировать. Он знал, что способен на большее, чем быть переводчиком в психиатрической больнице. А все другие пути перед ним были закрыты. И запись в паспорте «русский» ничем не могла бы ему помочь, если бы он даже захотел. Ибо советская власть никогда не прощает своим политическим противникам. Ни в малой зоне, ни в большой.
Вот почему в конце разговора Эдик сказал четко и ясно:
– Готов перейти сухопутную границу. Готов принять участие в захвате морского судна или самолета. Готов на все, если есть шанс. Это решено.
– А надежные приятели есть у тебя?
– Есть двое, с которыми я сидел. Надежные ребята, и думаю, что пойдут на это. Им обоим здесь тоже невмоготу. Могу с ними связаться.
Мы расстались, и я обещал, что скоро дам о себе знать.
***
В
Так было три с половиной тысячи лет тому, так было во времена Бялика, так есть сейчас.
Среди пятидесяти двух жалких и бесцветных «лиц еврейской национальности», на все лады проклинающих Израиль, Голду Меир и сионистов, по милости которых никак нельзя выстроить коммунизм, были двое, которых я уважал с детства. Мне было стыдно и жалко на них смотреть. Как мог Аркадий Райкин, выдающийся артист комедийного жанра, блистательный актер, в эпоху которого жил некто Хрущев, дать затащить себя в эту драму? Как могла Элина Быстрицкая, прекрасная актриса драматического жанра, дать затащить себя в эту комедию? Разве не помнят они, что тень, падающая на репутацию, не спасает от жары? Ведь после пресс-конференции сразу же начнутся «издержки производства», и за съеденную чечевичную похлебку придется горько расплачиваться. Бессонными ночами, муками раздвоенности, сознанием того, что многие порядочные люди начинают избегать тебя, а вокруг остаются только те, кого ты ненавидишь сам.
[7] Х.Н. Бялик (в переводе Вл. Жаботинского).
Пресс-конференция ясно показала тем, кто не закрывал глаза: надеяться на массовую алию нечего. В лучшем случае выпустят нескольких самых крикливых и на этом будет закончено. Вот вам те несколько жалких отщепенцев, которые мутили воду. А все евреи – это неотрывная часть советского народа. Они не хотят иметь ничего общего с Израилем, их родина – СССР, их культура – русская. А для тех немногих, которые хотят читать по-еврейски – пожалуйста! Все видели, как по телевизору председатель Биробиджанского исполкома потрясал газеткой. Это газета на еврейском языке. И вы можете читать про успехи оленеводов Таймыра по-еврейски, если уж вам так хочется. (Кстати, Владик Могилевер делал запрос в Биробиджан о возможности для его маленького сына посещать еврейскую школу и получил официальный ответ с печатью, что еврейских школ в Еврейской автономной области нет, что театра тоже нет, но есть кружок художественной самодеятельности).
Мы были на правильном пути. Подготовка к захвату самолета продолжалась.
14
Хотя все, что было связано с операцией, обсуждалось в Ленинграде только на улице, тем не менее удобнее и безопаснее было дать ей кодовое название. Я предложил назвать операцию «Свадьбой». Под таким названием эта операция будет проходить не только в наших разговорах. Под таким названием она пройдет в деле № 15 Следственного отдела Ленинградского Управления Комитета Государственной безопасности. Под таким названием она выплеснется на страницы советской и мировой печати.
Это название не было случайным. Оно имело под собой основание. Несколько раз я мысленно представлял себе весь ход событий, начиная с момента приобретения нескольких десятков билетов на Мурманск. (Вариант с полетом на Готланд отпадал, так как те 20-30 минут, которые надо было лететь над Балтийским морем, были очень рискованны). Сразу же возникала проблема, не покажется ли подозрительным, что все пассажиры самолета – евреи. На это могут обратить внимание еще на земле. Трудно было также скрыть то, что многие знакомы между собой (не все участники операции собирались ставить
Но это не понадобилось…
Свадьба между Мишей и Полиной все же состоится, – не в кавычках и не в Мурманске. После ареста своего «жениха» в обстановке всеобщей подавленности и антисионистского бума Полина решила бросить вызов властям, продемонстрировав солидарность с Мишей и со всеми нами. Свадьба без кавычек произойдет в следственной тюрьме КГБ. Наши «свадебные» «жених» и «невеста» будут записаны мужем и женой. Эта свадьба продолжится несколько минут, после чего молодому мужу прикажут взять руки назад и отведут "домой", в камеру на пятом этаже тюрьмы.
И это будет не единственная тюремная свадьба. Виктор Богуславский тоже получит разрешение и зарегистрирует свой брак в тюрьме. А самой первой будет свадьба Марка Дымшица. И его избранницей снова будет та, которую он уже выбрал однажды, двадцать два года тому назад. Он снова женится на Але после годичного развода.
***
«Свадьба» приближалась. Был «жених», была «невеста», были «гости». Не было даты. На очередной нашей встрече Марк потребовал назначения срока. Мы назначили срок – 2 мая. Эта дата казалась оптимальной. Оставалось полтора месяца: достаточно много, чтобы завершить подготовку и достаточно мало, чтобы не согнуться от длительного психического стресса. Кроме того, участникам будет легче собраться в нерабочие дни майских праздников и вернуться на работу, если возможности для «свадьбы» не представится. Дополнительным плюсом, с нашей точки зрения, могло быть праздничное настроение в ПВО. Можно было ожидать, что не все операторы радаров будут бдительными и не все офицеры трезвыми и способными принимать быстрые решения. А нам нужно было всего 5-10 минут лету, чтобы оказаться над Финляндией. И тогда
«прощай, немытая Россия,страна рабов, страна господ,и вы, мундиры голубые,и ты, послушный им народ».Марк был прав. Отныне конечная дата придала подготовке необходимую целеустремленность. Миша Коренблит должен был лететь в Ригу, сообщить подробности Эдику Кузнецову и вызвать его в Ленинград. Затем – лететь в Мурманск.
Придет время и советская пресса громко запричитает о сионистских убийцах, «вооруженных пистолетами, топорами, ножами, веревками», главной целью которых было убийство безоружных пилотов и лишь второстепенной – побег в Израиль. Между тем, не думаю, что была хотя бы одна попытка захвата самолета в мире, где бы потенциально атакующая сторона так тщательно стремилась лишить себя преимущества нападающей стороны.
Для нас это был вопрос не тактики, а стратегии. Средства входили составной частью в нашу цель. Если бы наша операция удалась и мы бы прилетели в Стокгольм, но в кабине пилотов была бы пролита кровь и притом не наша, мы своим методом зачеркнули бы цель. Мы должны были быть готовы к тому, что жертвами можем стать только мы сами – и никто другой. Этим диктовалось и наше отношение к оружию. И хотя мы могли бы иметь в своем распоряжении автомат, предложенный Эдиком Кузнецовым, и боевые гранаты, которые мог достать кандидат в участники, член организации Борис Азерников, мы добровольно отказались от боевого оружия. Только Миша Коренблит долго не мог согласиться с этим. Ему казалось недопустимой глупостью наперед лишать себя возможности выйти победителями в схватке с экипажем, которому рукой подать до заряженных пистолетов.