Ленинград. Дневники военных лет. Книга 1
Шрифт:
В Германии проходит «Антикоминтерновский конгресс». Он должен был состояться в Москве. (Ха-ха!)
Япония идет на компромисс…
Удар англичан в Ливии, кажется, серьезен. Он дал бы оттяжку немецких и итальянских сил; влияние коалиции на весь Восток и Северную Африку. Это экзамен английскому генштабу и армии.
Был на Подплаве. Люди вернулись из походов; по тридцать суток не раздевались. Комиссар сидит в кожаном
— Почему-то не спится.
И тут же заснул…
27 ноября 1941 года.
(159-й день войны.)
Слушал в 6 утра радио. Ожесточенные бои на солнечногорском, волоколамском и тульском направлениях. Наши отражают атаки. Прибыли новые гвардейские дивизии. Передовая «Правды» — призыв к стойкости и разгрому Гитлера под Москвой. Битва достигает высшей точки!
Тревога с утра. Качнулся дом.
В народе говорят о ледяной дороге по Ладоге. Ждут снабжения… Пока самолеты нам доставляют мясо, сыр и тому подобное. Но ведь это капля в море.
Немцы в Тихвине окружены. Но к Волхову все-таки двигаются.
Надо выстоять!
В Ленинграде добрых два миллиона лишних ртов (домохозяйки, дети и старики). Их надо кормить!.. Необходима эвакуация.
Фашистские листовки бьют в одну точку: против комиссаров. Угрожают Ленинграду голодом. «Торопитесь!» Куда? Идти в батраки к немецким баронам? На каких идиотов рассчитаны эти листовки?
Я худею. Как в 1920 году — кровь[8]. Заметил сегодня.
Пишу характеристики-некрологи о шестнадцати потерянных нами, погибших на Балтфлоте писателях. Пошлю в Главное политуправление и в Союз советских писателей.
Предупредил группу: больше заботы о коллективности; полностью подготовиться к зиме — вопросы снаряжения, санитарии и гигиены. Дал указания о запасных фонариках, свечах, печурке, топливе, библиотеке, шахматах и пр.
Из рассказов:
«В Череповецком районе белый хлеб, борщ, мясо, жареный картофель и пр. В военных столовых по три сорта хлеба». (Эх! Экономить у нас не умеют…)
28 ноября 1941 года.
(160-й день войны.)
Немцы стремятся измотать Ленинград. Пленные показали, что в план немецкого командования входила четырехсуточная тревога (!), «перманентные налеты» на Ленинград. Наши ответные налеты и этот план сорвали.
Письмо и открытка к С. К. о нашем быте и пр.
В 1 час 30 минут еду в авиабазу. Тревога…
Облачно, хмуро…
В авиабазе чудный прием. Разговор о делах, сжатые замечания о фронтовых новостях, о людях…
Выступление летчика Костылева (на его боевом счету 14 сбитых немецких самолетов):
«Драться, елки-палки, так драться…»
Он говорит о круговой поруке, взаимной заботе и доверии:
«…Мы по экипажам сговаривались помогать друг другу. Мы воюем на «лагах» и «яках». Мы не хотим американских самолетов, наши лучше. Мы разработали свою тактику — охраняем друг друга, а сбитые немецкие самолеты записываем в «котел». Потерь (с середины сентября) не имеем. Мы — гвардейская часть! Прошу встреч с штурмовиками и бомбардировщиками, чтобы внести ясность в сотрудничество. Хотелось бы встречи и с ПВО. Мы их по сей день не видали, а они по нас иногда отлично стреляют» (смех).
7 вечера. Погас свет. Зажгли три свечи… Продолжаем…
Продумали формы работы: организовать ленинский уголок на аэродроме, издавать боевой листок «Победа»; громкая читка газет, политинформация, доклады по международным вопросам, беседы с писателями и т. д…
Мысль. Нельзя выпускать из поля зрения бойцов, чьи дома и семьи находятся на территории, занятой противником; надо понять трагичность их настроений; не допускать упадка, неустойчивости и пр. Наоборот, необходимо воспитывать из них мстителей и агитаторов.
…Общая обстановка, трудности с продовольствием достаточно влияют на малоустойчивые элементы. Иметь это в виду! Надо изучать людей в новых условиях; заботиться о бойце, о хозяйственном обеспечении, о дисциплине.
Вечером концерт в авиабазе. Читают об осажденном городе, — легенду Горького. Это так близко!
Легли спать в 3 утра.
29 ноября 1941 года.
(161-й день войны.)
Массированные удары нашей авиации…
У нас с утра тревога. Немцы «выматывают». Наши штурмуют…
Часа полтора гулял в парке. Тихо… Вдали иногда пулеметные очереди…
Мысли о Москве, о судьбе России. (Вспомнился дневник Достоевского.)
Святая неистовая вера в Россию! Любовь к ней безмерная…
Могучие сосны, ветер, талый снег, опавшие листья… Вспомнилась Барвиха[9], там, видимо, теперь военные рубежи. Вспомнились друзья… Где они: Сельвинский, Эйзенштейн? Что делает Папанин?