Ленинград. Дневники военных лет. Книга 2
Шрифт:
Работаю над третьим актом.
Днем артиллерийский гул…
7 апреля 1943 года.
Серовато… Мысли о пьесе…
Ленинградский фронт. Недавно силой трех дивизий немцы пытались наступать в районе Красный Бор — Колпино. Две дивизии нами уничтожены (разгромлены), но у Синявино немцы отбили высоты. Таким образом, они снова просматривают и простреливают берег Ладоги и железную дорогу, находящуюся в 6 километрах от высот. Так выглядит наша «форточка» на Большую землю.
Политбюро
…Иностранная пресса говорит о предстоящей встрече Рузвельта и Сталина. С Россией надо считаться, так как это мощный фактор предстоящих событий.
Был в городе… На Невском (угол Фонтанки) — разрушенный дом, вылетели все стекла, — все зашито фанерой, на которой клеевыми красками нарисован серый фасад с желто-бурыми окнами. Кое-где фанера раскололась, отошла, и в дырах зияет чернота мертвых квартир. Прошлой весной казалось, что все хорошеет, просыпается. Это было субъективное ощущение — город спасся от смерти. Теперь — все относительно спокойнее, привычнее и поэтому объективнее. Видны изъяны, потери, убытки, раны. Все думают о будущей зиме, хотя наступает весна… Горький опыт! Что еще ждет наш Ленинград? Немцы опять подвозят химические снаряды. Наши части получают новые противогазы. Готовим и свои ответы.
Продовольственное положение в Ленинграде. Есть резервы на шесть месяцев — сельди, хлеб, некоторый запас овощей, сахара. Пришел кавказский табак — работает табачная фабрика. Но нет жиров и мяса.
Огородная посевная площадь увеличивается на 300 процентов. В волжских районах выделили семенные фонды для Ленинграда. Приемщики выехали (ждут пять тысяч тонн семян — так мне сказали).
Вернувшиеся из эвакуации (с Урала) рассказывают: «Жизнь стала трудная, масло 1500 рублей кило, люди продают последние тряпки, вещи… Каждый думает о своих делах, о желудке». Наблюдение поверхностное, нечестное. Народ много работает; дал более семи миллиардов добровольных пожертвований; претерпел столько горя! Даст еще по займу миллиардов десять. Вынесет еще лето 1943 года и, видимо, новую военную зиму…
8 апреля 1943 года.
Солнечно… В саду убирают мусор. Скоро будем копать огород.
Утреннее радио. 8-я английская армия в 4. 30 утра 6 апреля внезапно штурмовала позиции Роммеля, открыв огонь из пятиста орудий. Немцы опрокинуты. Англичане соединились с 5-й американской армией и с французским корпусом. Преследуют Роммеля. (Как будто африканская война идет к концу.)
…Работаю над пьесой… Днем с удивительным подъемом и трезвым композиционным расчетом сделал, по сути, третий акт. Счастлив.
Близко обстрел. Вероятно, у устья Невы, — методический.
9 апреля 1943 года.
Уже три года, как Дания и Норвегия оккупированы немцами…
Английские массированные воздушные налеты на Рур и Берлин.
Из немецких откликов: «К чему нам пространство, если мы не можем защитить Берлин?»
В газетах прочел всю речь Бёрли. Он выражает уверенность в победе СССР и говорит о целесообразности самого
…Бёрли сделал интересное заявление: «Из сообщений, которыми мы располагаем, нам известно, что нацисты и японская военщина уже потеряли веру в свою способность одержать военную победу. Однако они надеются избежать суровой кары, которая их ожидает, — путем раскола свободолюбивых стран и достижения таким образом компромиссного мира».
…Бёрли говорит: «По нашему мнению, Советская Россия не станет жертвой какого-либо стремления захватить большие дополнительные территории к своему уже огромному государству. То, к чему Советская Россия будет стремиться и к чему она должна хотеть стремиться, — это сохранность и безопасность для своей собственной страны, которая на протяжении двадцати пяти лет дважды подвергалась вторжению варваров, что приводило к исключительно кровавым последствиям».
Эта часть речи Бёрли — ответ на наши требования или пока прощупывание их? Или предложения?
10 апреля 1943 года.
Привезли из Публичной библиотеки книги о Германии.
Сегодня читал «Хорошо!» Маяковского, — выступлю на вечере, посвященном Маяковскому[69], в Городском лектории.
Военно-морская цензура в Москве пока тянет с моим «Кронштадтом». Трудная судьба и у этой вещи…
В 5 часов пошел на вечер Маяковского. Трамваи стоят или тащатся со скоростью старушки с охапкой хвороста. Холодноватый солнечный день. Пешеходы, каждый третий, — военные. Все время отдаешь честь. Смешновато козыряют девушки… По дороге зашел за С. К.
Обдумал речь о Маяковском. Взял тему: «Поэт среди двух эпох». В этом его суть, в этом его творчество и трагедия… Какие-то корни его — в старом; вся душа, сердце — рвались к новизне, к беспредельной любви к человечеству… Кругом и враги, и непонимающие. Искусанный, израненный, он шел «сквозь револьверный лай»[70]. Он шел упорно — двадцать лет! Усталость. А отклика на безмерность его требований долго не было. Он пал… Его поэзия живет, борется…
Наш домик отметил дату Маяковского — выступили на вечере почти все (Азаров, Ольга Константиновна).
11 апреля 1943 года.
В 3. 30 дня пошли с Азаровым в дом отдыха к С. К. Забавный вестибюль. Комичный культработник орет по телефону, что меняет билеты: «Вместо оперетки даю «Пиковую даму». Да опера — это же лучше!»
Вялый часовой, девчушка-рассыльный.
Забрали С. К. и поехали смотреть «Жди меня» К. Симонова в Ленинградский драматический театр…
По городу — патрули, всюду проверка документов. Северный холодный ветер… Трамваи стоят — нет тока.
…Получил большое письмо от Таирова и Коонен… Таиров тяжело болен, лежит, но упорно работает, как может… Без волненья, глубокого, я не мог читать это письмо, — в нем неугасимый порыв к искусству, к новому, к победе. Тридцать лет он отдал своему театру!
У нас нет света… К 10 вечера — воздушная тревога.
Плохо спится — мысли о Москве, о будущем.
12 апреля 1943 года.
На фронтах — без перемен.
Написал статью для партизанской газеты: «Слушай, русский человек!» Обзор немецких деяний в Ленинградской области, ряд острых фактов (памфлетно) и призыв к весенне-летней активной борьбе.