Ленинский тупик
Шрифт:
Настороженная, в крайнем раздражении, Огнежка прыгнула, как кошка на дерево, на железную перекладину башенного крана.
Вот и лестница. Отвесная. Как будто из глубокого колодца.
Огнежка начала взбираться вверх; железные перекладины обжигали руки, ладони от ржавчины побурели.
Огнежка глянула вниз - и уцепилась что есть силы за перекладины. Прижалась к ним всем телом.
Скоро будка?
Ей начало казаться, что кран накреняется. Падает.
Она зажмурилась. Но тут же поняла, что это прошла над ней стрела башенного крана. Из-за
Все! Пошла работа! Положат последний ригель и - все! Обошлось…Говорил же Ермак: прораб без риска - не прораб…
Ветер рвал полы полурасстегнутого реглана. Застекленная будка крановщика раскачивалась. как уличный фонарь… -
“Не работа здесь… испытание…”
Огнежка поднималась все медленнее, поглядывая наверх и удивляясь своей горячности.
Наконец она добралась до железного круга в затвердевшем, как корка, тавоте. С блестевшими, отполированными зубьями. “Круг катания”…. Запах от круга, как от паровозных колес, острый, щекочущий ноздри.
Держась за металлические стойки, чтобы ее не сдул взъяренный ветер, Огнежка вскарабкалась на крошечную площадку, над кругом катания.
И поразилась своему спокойствию. Конечно, она отходчива. Это известно. Но настолько!.. Надо сказать отцу. Как только она вспылит, ее надо гнать на кран. Бегом. Незаменимый способ излечения таких психов, как она.
Узкая дверца будочки с приколоченной вместо стекла фанеркой была рядом. Протяни руку, открой.
“Поругаться с Игорьком успею и на земле…”
Перехватываясь обеими руками, от распорки к распорке, Огнежка протиснулась по маленькой лесенке на самый верх башенного крана. Кабина с желтоватыми, точно слюдяными, окнами осталась внизу. Огнежка переступила по скользкой швеллерной балке, как по канату. Кажется, выше уж некуда.
Держась за металлическую ограду, она остановилась у стрелы, по которой взад-вперед сновала на железных колесиках каретка.
Половина Москвы под ногами от излучины слепящей Москвы - реки до дальнего леска.
Переворошенная бульдозерами глина на буграх походила на желтые клочья пены, расплесканной после постирушки.
В Москве, представлялось Огнежке, происходит генеральная приборка - они, строители, взяли огромную метлу да смели деревянные домишки, избы, сараи в одну кучу. Чтоб удобнее сносить.
Дороги по-прежнему отскабливались от глины десятками бульдозеров, укреплялись.
От дальней постройки тянулся над землей черный дымок. Наверное, жгли мусор.
Большая приборка!
Стрела башенного крана снова двинулась. Железную площадку затрясло, как трамвай на повороте. Где- то внизу щелкнуло. Раз. Другой. Что это?
А! Трос, наматываясь на металлический барабан, соскальзывает.
Вроде бы начала осваиваться на высоте… Ермака . Перехватываясь обеими руками от одного влажного железного косяка к другому, Огнежка повернулась лицом к новым корпусам.
Ермак прав, корпуса и в самом деле напоминают сверху танковую бригаду, идущую на прорыв… Эти
Огнежка поглядела вокруг и лишь сейчас поняла, почему она все время вертит головой. Она ищет окна Ермака. В дальнем корпусе из красного кирпича, который словно подминает под себя пригорок. Они, видно, были погашены, ермаковские окна. А вот сейчас зажглись.
И Огнежка заторопилась к этому загоревшемуся яркому огню, осознав вдруг с беспощадной ясностью, что ей от самой себя не уйти..
Сколько времени она пытается оттолкнуть себя от Ермака. Обеими руками отталкивается. Мечется туда - сюда. Но как бы она ни рвалась, какие бы доводы ни приводила - себя не обмануть.. Она задержалась посреди отвесной лестницы, обхватив согнутой в локте рукой железную перекладину и глядя на ермаковский огонь…
И тут раздался звенящий взрыв. Точно ударила в железный каркас тонная бомба. Это было последнее, что слышала Огнежка..
Как выяснили позднее, завершающий бетонный ригель Игорь Некрасов положил точно.
Оторопелый от сегодняшних откровений и сердечных встрясок, возбужденный до нельзя, Игорь не заметил в сгустившихся сумерках, что крюк не отцепили. А кто-то поторопился дать отмашку, мол, порядок… Игорь потянул крюк чуть на себя, в сторону…
Только что поставленная им последняя металлическая колонка каркаса со звоном свалилась на железобетонный регель, который еще не успели приварить, и он рухнул вниз. Два верхних этажа сложились в один. Именно здесь и работала бригада Староверова
Кто-то слышал глухие крики и стоны.
Но остальные этажи еще стояли, однако тяжелый железобетонный ригель не задержался наверху. Попрежнему крушил все, с чем сталкивался. Шорохи и глухие удары, все ближе и ближе к земле, продолжались. Шорох нарастал. Дом вздрогнул, как живой
И вдруг все двенадцать этажей, связанных “на живую нитку”, рухнули мгновенно, Серая бетонная пыль взвилась над Москвой. И тут же осела. Кран смялся гармошкой.
Могильный холм из искрошенного бетона и скрученных балок разбирали несколько дней. В щели подавали из шлангов кислород, чтоб погребенные не задохнулись…
Тщетно. Домой не вернулись никогда… ни Игорь Некрасов, ни Шура Староверов, ни Нюра, ни тетка Ульяна, ни Силантий, ни Огнежка…
Остались в живых лишь Тоня, запертая в тот день в Бутырской тюрьме, да Тихон с Гущей, ускользнувшие на воскресную халтуру.
И Ермаков, которого отвезли в больницу с тяжелым инфарктом….
Виновными в катастрофе признали самих погибших, которые, де, гнались за строительным рекордом, нарушая все инструкции.
Так установила после тщательного расследования правительственная комиссия, которую возглавлял министр строительства Зот Иванович Инякин.