Ленька Пантелеев
Шрифт:
– Папа, разреши представить тебе. Мой товарищ, о котором я тебе говорил...
– А-а! Да, да, - веселым басом проговорил Волков-отец, показывая необыкновенно белые, ослепительные зубы и протягивая Леньке руку. Приятно... Садитесь, юноша. Милости просим. Водку пьете?
Ленька понял, что хозяин шутит, сделал понимающую улыбку и, поклонившись гостям, сел рядом с Волковым-сыном.
– Представь, папа, - сказал Волков-сын, к удивлению Леньки, тоже засовывая за воротник крахмальную салфетку.
– Когда мы ехали домой,
– Вовик, - остановила его мать.
– Откуда эти выражения?! "Хамки"!..
– Виноват, Елена Павловна, - бархатным голосом перебил ее какой-то бритый человек в полувоенном френче, лицо которого показалось Леньке знакомым: портрет его он видел недавно в газете.
– Не те времена, голубушка, чтобы обращать внимание на этакие тонкости. Пора называть вещи своими именами.
– И детям тоже?
– Увы, и детям тоже.
– Вовик, милый, ты не ушибся?
– Мы ускакали, - сказал Вовик.
За столом продолжался разговор, прерванный появлением мальчиков.
– Боже мой! Надвигается какой-то ужас.
– Ничего, ничего, Елена Павловна. Есть еще порох в пороховницах. Не с такими справлялись.
– В Учредительное они не пролезут во всяком случае. Будьте уверены. Задавим.
– Скажите, это правда, что генералы Корнилов и Деникин освобождены из-под ареста?
– Истинная правда, о которой не следует говорить громко.
– Вчера в Пассаже на моих глазах опять сорвали погоны с какого-то офицера...
– Пришьет. Невелика беда. Была бы голова на плечах.
– Папа, я тебе говорил, что Лешин отец был офицером?
– Говорил, Вовочка. Помню. Приятно... В каком же чине был ваш... гм... гм... родитель?
Ленька подумал, что на такое общество меньше чем полковником не угодишь. Но покраснел, кашлянул и сказал правду:
– Хогунжий.
Ему показалось, что гости и хозяева переглянулись насмешливо.
– Н-да. Это что же выходит - корнет или вроде этого? Значит, вы казак?
– Да, - гордо ответил Ленька. Он покосился на Волкова и увидел, что щеки того залились румянцем.
"Это он за меня стыдится", - понял Ленька.
Без всякого аппетита он ел горячую янтарную уху с рассыпчатыми слоеными пирожками. Пирожки застревали в горле, а мадам Волкова накладывала ему на тарелку все новые и новые порции и, улыбаясь, приговаривала:
– Кушайте, голубчик, кушайте...
На другом конце стола кто-то жиденьким голосом говорил:
– Не будем забывать, господа, что судьба России, а следовательно, и всех нас, решается в Учредительном собрании. Именно поэтому всеми силами, правдами и неправдами необходимо добиваться большинства...
– К сожалению, Оскар Осипович, правдами многого не добьешься, показывая ослепительные зубы, весело пробасил Волков-отец.
– Неправдами оно как-то сподручнее, как выражаются у нас на работах десятники.
–
– А-а, да!.. Пелагея! Это, имею честь доложить, наша оберкухмистерша, кухарка. Третьего дня я спрашиваю у этой особы: "Пелагеюшка, матушка, вы за кого, собственно, имеете намерение голосовать на предстоящих выборах?" А она: "Мне, - говорит, - Михаил Васильевич, все равно, за кого... Мне бы только чтобы телятина на рынке подешевше стала".
– "Ах, так?
– я говорю. Великолепно! В таком случае вам, почтеннейшая, следует голосовать за "Партию народной свободы". Не забудьте - избирательный список номер два".
За столом дружно захохотали.
– Вот это называется агитация! Чудесно! Правильно! Так и надо.
Ленька положил ложку, кашлянул и вдруг неожиданно для самого себя громко сказал:
– Ей бы надо за большевиков голосовать.
За столом сразу стало тихо. Все переглядывались и с удивлением смотрели на мальчика. Особенно страшно и даже зловеще, как показалось Леньке, смотрел на него бородатый Волков-отец.
– Почему-с?
– тихо спросил он, подняв над тарелкой вилку.
– Потому, - смутился Ленька.
– Потому что это их партия... рабочая...
Вокруг зашумели. Кто-то засмеялся. Кто-то неодобрительно крякнул.
– Позвольте, позвольте, - сказал хозяин, строго рассматривая Леньку. Собственно говоря... я не совсем понимаю... Вы с кем живете, юноша?
– Я... с мамой, - пробормотал Ленька.
– Вот как? А кто ваша мама?
– Она учительница музыки.
– Тэк-с.
Волков-отец посмотрел на Волкова-сына.
– А вы знаете, молодой человек, кто такие большевики?
– Нет, - краснея, ответил Ленька.
– Не знаете? Так знайте!
И, постукивая вилкой по краешку тарелки, хозяин строгим учительским голосом заговорил, обращаясь к одному Леньке:
– Большевики, милостивый государь, это тевтонские наемники, шпионы, заброшенные в наш тыл неприятельским штабом. За немецкие деньги эти бунтовщики сеют смуту в нашем отечестве, призывают рабочих к забастовкам, солдат к неповиновению. Это враги, которых надо ловить и расстреливать на месте без суда и следствия.
Ленька побледнел. Он вдруг вспомнил Стешу, ее сундучок в "темненькой", большевистский плакат, фотографию усатого человека в черном пальто...
Что же это? Неужели это правда? Неужели их горничная - тоже германская шпионка? От одной этой мысли куриная кость встала у него поперек горла.
Он уже не слушал больше Волкова-отца. Он думал о Стеше.
Как ему раньше не пришла в голову эта страшная догадка?! Ведь он столько раз читал в газетах о шпионах, он помнит, что в некоторых газетах называли шпионами большевиков. Почему же он не подумал до сих пор о Стеше?! Ведь горничная сама призналась, что она за большевиков...