Ленни Голд в поисках самого себя. Бхуми
Шрифт:
– Как? Она же внутри?
– Придет время, узнаешь. Но сейчас ты должен знать, что такие люди с проснувшейся золотой богиней называются йогами, буддами, святыми, посвященными, пробужденными. Или дваждырожденными по аналогии с существами, родившимися в яйце. Сначала они рождаются и развиваются внутри скорлупы, а сформировавшись полностью, вылупляются и становятся самостоятельными. Но это не касается существ, что привязаны к земле, это относится к птицам, способным летать.
Они помолчали. Ленни собирал воедино всю информацию, сказанную учителем и тем, что говорила его мать. Тот первый прервал молчание:
– И
Учитель земли
– А кто тебя научил всему, что ты знаешь о земле?
– Никто. Из людей никто. С первого дня моего рождения моим водителем и проводником была сама земля.
– Как это?
– Я сначала, естественно, не понимал этого. Просто пользовался подсказками, потом советами, потом прямыми наставлениями.
– Расскажи, а.
Ленни в предвкушение услышать захватывающую быль даже заерзал, сгорая от нетерпения.
Учитель задумался, вспоминая, улыбнулся и начал рассказ.
– У меня было тяжелое детство. И сказочное в каком-то смысле. Но… – он немного помолчал, – я осознал, что, если бы все сложилось не так, а по-другому, я бы не был бы тем, кто я есть сейчас, не был бы человеком, прикоснувшимся к тайнам земли, не имел бы те силы, которые у меня теперь есть, не было бы тебя в моей жизни.
Ленни, с его живым воображением, приготовился увидеть сказку, прожитую человеком, сидящим напротив него.
– Я сын итальянского аристократа, но прожил жизнь его слуги. Городок, где я появился на свет, ютился на невысокой горе, которая была границей между Италией и Швейцарией. Некогда он принадлежал древнему патрицианскому роду отца, но, давно став свободным и независимым, продолжал поставлять в родовое гнездо наверху по горной дороге еду, питье, работников и хорошо на этом зарабатывал. Мой отец не был скупым.
Наша вилла стояла почти на вершине горы, одной стороной прилегая к отвесному склону. Она была небольшая, но красивая, с античной архитектурой, атриумом, даже бассейном, оттуда открывался прекрасный вид на ландшафт вокруг. Гора защищала от холодного северного ветра и задерживала влагу теплых южных ветров.
Так сложилось, что моя мать, представительница древней итальянской аристократической фамилии, и красавица-служанка, любовница отца, родили детей от него
Служанка той же ночью поменяла нас. Желая своему внебрачному отпрыску обеспеченное будущее, она подложила сына моей матери, а меня забрала к себе, надеясь быстро избавиться.
Так сын служанки получил двойную порцию материнской любви и заботы, а я – ничего.
Моя физическая мать, стараясь сохранить фигуру, отказалась кормить грудью. Поэтому служанка кормила сына своим же молоком, имея возможность быть с ним подольше и дарить ему ласку. На меня же не хватало даже молока, не говоря уже о любви.
Чтобы не слышать, как я плачу от голода, меня запирали в самую дальнюю комнату, вечно погруженную в темноту. Но благодаря этому мои глаза привыкли к полумраку, и я начал видеть в темноте так, как животные, ведущие ночной образ жизни. Никто мной не занимался. Я был предоставлен сам себе. Бледный от недостатка света, худой от недоедания, с огромными глазами.
Когда я подрос и окреп настолько, что начал переворачиваться, я нашел развлечение, тянуться ко всему, что видел, тренируя сам себя. Служанка, довольная тем, что я перестал плакать, совсем меня забросила, только приносила в комнату еду, быстро кормила с ложки и уходила. А потом и это прекратилось. Она просто оставляла еду, зная, что я съем сам. А что? Пришлось, чтобы выжить.
Все в замке обсуждали ее странное любвеобильное отношение к хозяйскому сыну и непонятную предвзятую холодность к собственному. Но несмотря на подозрения ничего не поменялось.
В это трудно поверить, но я сам научился есть, сидеть, ползать и даже ходить. И все благодаря земле. Недостаток внимания матери компенсировался ее вниманием и заботой.
Я не мерз в необогреваемой комнате, стена, прилегающая к горе, была теплой. Несмотря на отсутствие окон, здесь всегда был свежий воздух. Откуда он поступал, я узнал только, когда покинул это пристанище. Не знаю, кто жил там, но этот кто-то расписал ее от пола до потолка.
Фреска была яркой подробной иллюстрацией поклонения древнеримской богине земли Теллуре. И там были звезды, из обломков золотых монет. При свете свечи или лампады они блестели притягательно и призывно, заставляя шевелиться, ползти, вставать и тянуться к себе.
На меня все кричали, меня били, наказывали, запирали, куда ни попадя, чтобы не болтался под ногами. Моей особенностью с момента, как только я научился ползать, было то, что я находил выход из всех запертых пространств. Земля подсказывала, куда двигаться, ползти или идти.
Когда я подрос, меня заставляли тяжело трудиться и выполнять работу взрослых. Но это только закалило меня и сделало физически сильным. Благодаря запираниям, я знал замок как никто другой и всегда мог ускользнуть от преследований избалованного двойной заботой ленивого, капризного, хитрого и трусливого “хозяйского” сына.
Детство закончилось внезапно в 12 лет. Когда на моих глазах погибла та, кого я считал своей матерью.
Мы шли втроем, я, хозяйский сын и его-моя мать-служанка, возвращаясь из городка внизу наверх в замок. Для меня это была работа, а для него – увеселительная прогулка. Рядом с нами семенил ослик, нагруженный продуктами и заказанными вещами.