Леонардо да Винчи
Шрифт:
Он проводил классическое сравнение между микрокосмом и макрокосмом: города подобны живым организмам, они тоже дышат, по ним растекаются и циркулируют жидкости, в них накапливаются отходы, которые необходимо вовремя удалять. Леонардо как раз начал изучать кровь и обращение жидкостей в человеческом теле. Мысля аналогиями, он задумался о том, какие системы циркуляции больше всего подошли бы для городских нужд, начиная с торговли и заканчивая уборкой мусора.
Милан славился и богатыми водными запасами, и давней традицией строительства каналов, которые улавливали воду горных рек и тающих снегов. Идея Леонардо состояла в том, чтобы объединить городские улицы и каналы в единую систему циркуляции. Придуманный им утопический город был двухъярусным: верхний ярус задумывался для красоты, для жизни и для передвижения пешеходов, а нижний, укрытый от глаз, – для каналов, торговли, стока вод
Верхняя часть города задумывалась “только для благородных”, писал Леонардо. Широкие улицы и проходы над аркадами, помещавшиеся на этом ярусе, предназначались лишь для пешеходов, там стояли красивые дома и сады. В отличие от тесных, людных улиц Милана, где, как и догадывался Леонардо, быстро распространяются болезни, бульвары в новом городе должны иметь ширину не меньшую, чем высота домов. И чтобы эти бульвары оставались чистыми, они должны иметь скат к середине, чтобы через щели посреди дороги дождевая вода могла утекать в систему сточных труб, устроенную в нижнем ярусе. Все это были не просто общие рекомендации – Леонардо дает очень точные указания. “Каждая из [верхних] дорог должна иметь ширину в 20 локтей и от наружных краев к середине иметь наклон в пол-локтя, – писал он. – И на этой средней линии должно быть на каждом локте по отверстию, куда дождевая вода стекает в ямы” [10] .
10
Локоть (braccio) составлял чуть больше 70 см. (Прим. авт.)
Нижний ярус, не видный сверху, должен был состоять из каналов и подземных дорог для подвозки товаров, из складов, проездов для телег, из системы труб, уносящих с водой мусор и “зловонные нечистоты”. У домов главный вход должен помещаться на верхнем уровне, а дверь для торговцев – на нижнем. Свет будет проникать в нижний ярус сквозь вентиляционные шахты, а соединяться два яруса будут “винтовыми лестницами при каждой арке”. Леонардо уточнял, что эти лестницы должны быть спиралевидными – и потому, что сам очень любил спирали, и потому, что был привередлив. В углах люди нередко справляют нужду. “Углы прямоугольных лестничных площадок вечно испачканы, – писал он. – У первого свода арки должна находиться дверь, ведущая в общественные уборные”. Тут он снова пускался в подробности: “Сиденью нужника дай поворачиваться, как окошечку монахов, и возвращаться в свое первое положение противовесом. Крышка над ним должна быть полна отверстий, чтобы воздух мог выходить”22.
Как это часто бывало со смелыми замыслами Леонардо, он и в этом намного опередил свою эпоху. Лодовико не принял всерьез его проект идеального города, хотя в данном случае предложение Леонардо было не только блестящим, но и весьма разумным. Если хотя бы часть его плана была осуществлена, облик городов преобразился бы, эпидемии чумы случались бы реже, и, возможно, история потекла бы по иному руслу.
Глава 5
Рукописи Леонардо
коллекции
Леонардо да Винчи был потомком целой череды нотариусов, и, быть может, этим объясняется его тяга к ведению записей. Он то и дело записывал свои наблюдения и мысли, составлял перечни, делал зарисовки. В начале 1480-х годов, вскоре после приезда в Милан, он завел обыкновение регулярно вести дневники и до конца жизни сохранил верность этой привычке. Некоторые манускрипты представляют собой отдельные листы размером примерно с газетный лист. Другие – небольшие альбомы в переплетах из кожи или пергамента, величиной с маленькую книжку в бумажной обложке или даже меньше. Такие блокнотики он носил повсюду с собой, чтобы делать своего рода полевые заметки.
В эти тетрадки удобно было быстро заносить интересные подсмотренные сценки, особенно с людьми, ярко выражавшими чувства. “Старайся часто, во время своих прогулок пешком, смотреть и наблюдать места и позы людей во время разговора, во время спора, или смеха, или драки”, – наставлял Леонардо самого себя1. С этой целью он всегда носил с собой книжечку, прицепленную к поясу. Вот что писал об этом поэт Джованни Баттиста Джиральди, чей отец был знаком с Леонардо:
Когда Леонардо собирался изобразить фигуру, он вначале задумывался о том, какое общественное положение и какое чувство он желает показать: благородный ли это человек
Эти книжечки, свисавшие у Леонардо с пояса, а также листы покрупнее, хранившиеся у него в мастерской, сделались хранилищами и свидетелями его многочисленных страстных увлечений и навязчивых идей, причем часто многие из них соседствовали на одной странице. Как инженер, он оттачивал технические навыки, вычерчивая увиденные или придуманные механизмы. Как художник, он набрасывал идеи и делал предварительные рисунки. Как устроитель придворных увеселений, он рисовал эскизы костюмов, приспособления для сцены и для перемещения декораций, записывал басни и остроты, которые могли пригодиться для театральных постановок. На полях он набрасывал списки намеченных дел, записи о понесенных расходах, рисовал лица людей, поразивших его воображение. С годами его научные занятия становились серьезнее, и он исписывал целые страницы краткими тезисами и заготовками для будущих трактатов, посвященных полету, воде, анатомии, искусству, лошадям, механике и геологии. Едва ли не единственное, чего там нельзя найти, – это откровения личного характера или потаенные мысли. Это отнюдь не “Исповедь” Блаженного Августина, а скорее хроники беспощадно любопытного исследователя, зачарованного окружающим миром.
Собирая воедино пеструю мозаику идей, Леонардо следовал обычаю, довольно широко распространенному в Италии эпохи Возрождения. Такой альбом с разнородными заметками и зарисовками назывался zibaldone (“смесь, мешанина”). Но записных книжек, которые могли бы сравниться по богатству содержания с Леонардовыми, мир еще не видел – ни тогда, ни, пожалуй, поныне. Его дневники справедливо назвали “самым поразительным свидетельством мощи человеческой наблюдательности и человеческого воображения, когда-либо письменно изложенным на бумаге”3.
Те 7200 с лишним страниц, которые дошли до наших дней, представляют собой около четверти всех когда-то существовавших записей Леонардо4, но даже спустя пятьсот лет этот объем больше, скажем, объема электронных писем и цифровых документов Стива Джобса начиная с 1990-х годов, какие нам с ним удалось разыскать. Рукописи Леонардо – поистине невероятная удача для исследователя, документальное подтверждение его творческих поисков.
Однако, как всегда с Леонардо, здесь остались загадки. Он редко ставил даты на листках с записями, и часто непонятно, в каком порядке они следовали один за другим. После его смерти многие альбомы оказались разобраны на части, при этом отдельные интересные листы продавались, и разные коллекционеры собирали эти листы в новые кодексы. Из ранних коллекционеров стоит особо отметить скульптора Помпео Леони, родившегося в 1533 году.
Например, одним из множества перекомпонованных рукописных сборников стал Codex Atlanticus (Атлантический кодекс), хранящийся сегодня в Милане, в Амброзианской библиотеке. Он состоит из 2238 страниц, которые Леони выбрал из разных тетрадей Леонардо, относящихся к разным периодам с 1480-х по 1518 год. Codex Arundel (Кодекс Арундела), хранящийся в Британской библиотеке, содержит 570 страниц записей, созданных за тот же длительный промежуток времени; этот кодекс был составлен неизвестным коллекционером в XVII веке. А вот Codex Leicester (Кодекс Лестера) состоит всего из 72 страниц, посвященных, главным образом, геологии и наблюдениям за водой, и эти листы никто не разъединял с тех пор, когда на них писал Леонардо, то есть с 1508 по 1510 год; сейчас этот кодекс принадлежит Биллу Гейтсу. Всего существует 25 кодексов и разных собраний отдельных рукописных листов из тетрадей Леонардо, хранящихся в Италии, Франции, Англии, Испании и США. (См. список “Рукописи Леонардо” в разделе “Часто цитируемые источники”.) Современные исследователи, из которых особо отметим Карло Педретти, пытались установить хронологический порядок и датировку многих страниц, но эта задача весьма сложная еще и потому, что Леонардо иногда возвращался к старым, давно отложенным тетрадям и принимался делать в них новые записи, если находил свободное место5.