Леонид Филатов
Шрифт:
— А что вы имеете возразить? — печально спрашивает Андрей Иванович. — Такое уж мы племя!..
С грохотом летят на пол столовые приборы и тарелки, и над одним из соседних столиков вырастает разъяренная Сима.
— Где это ты слышал, подонок? — слова ее обращены к Боре, но тот благоразумно делает вид. что увлечен едой. — Ну кого вы слушаете? Он же платный стукач, а вы тут развесили уши!
— Ну, пошло-поехало, — вздыхает жена Тюрина. — Тронули какашку!
— Сима, окстись! — Федяева вмешивается в разговор, как всегда, вовремя, ибо безошибочно чувствует, когда
— Ни черта он не слышал! — заходится Сима. — Это все кэгэбэшные штучки! Это ему такое задание дали — распространять поганые слухи!.. У-у, стукачина!
— Серафима Михайловна, — тихо говорит Элла Эрнестовна. — Ну зачем вы так?
— Да Борька не обижается, — успокаивает Эллу Эрнестовну Тюрин. — Мы у нее все стукачи, причем все платные. Вот черт, весь театр стучит, а жить все равно не на что!
— Надо срочно раздобыть телефон шефа! — голосом, не терпящим возражений, заявляет Федяева. — Я имею в виду лондонский телефон!
— И что мы ему скажем? — саркастически улыбается Боря. — Прилетайте скорее, Георгий Петрович? Соотечественники заждались! В особенности на Лубянке!
— Во, слыхали! — снова взвивается Сима. — Типичные речи стукача! Чтобы говорить такое вслух и при этом не сесть — нужно иметь специальную лицензию!
— Серафима Михайловна, чтобы говорить вслух то, что несете вы, нужно тоже иметь лицензию, — вежливо говорит Борис. Сима захлебывается от ненависти и на минуту умолкает.
— Как хотите, а позвонить надо, — настаивает Федяева. — Театр не может существовать без его создателя. Должны же артисты знать, на каком они свете…
— Наивные, господи… — морщится жена Тюрина. — Он прямо обрыдается вам в трубку.
— Но все-таки будет хоть какая-то ясность, — неуверенно поддерживает Федяеву Элла Эрнестовна.
— Да и так все ясно! — Боря отодвигает от себя тарелку и вытирает салфеткой губы. — Шефа лишают гражданства, а сюда пришлют другого главного. И весь сказ! Сценарий уже давно утвержден.
— Нет, позвольте! — горячится Федяева. — Мы же не стадо овец, с нами обязаны считаться! Такого просто не может быть!
— В этой стране все может быть! — мрачно усмехается Боря. — Неужели вы всерьез считаете, что они держат нас за людей? Мы для них — шуты гороховые!..
— Боря, никогда не говорите «в этой стране», — морщится Андрей Иванович. — Вы так мало похожи на иностранца…
— А что вас покоробило, Андрей Иванович? — удивляется Боря. — Непатриотичный оборот?.. Но вы же человек свободных взглядов, сами отсидели одиннадцать лет…
— Боря, вы с такой легкостью говорите «отсидели», — тихо вмешивается Элла Эрнестовна. — как будто Андрей Иванович отсидел ногу…
— Да вернется он, вернется! — кричит Сима. — Ничего ему не сделают! Ты слышала это интервью? И я не слышала!.. И никто не слышал!..
— Гордынский тоже слышал, — меланхолично замечает кто-то.
— Андрей Иваныч! — к столику Нанайцева пробирается помреж Тамара. — Вас срочно к директору!..
…Едва переступив
— Входите, входите, Андрей Иваныч, — голос директора бодр и приподнят, но при этом лицо почему-то почти свекольного цвета. — Знакомьтесь, товарищи: это Андрей Иваныч, наш парторг… Ну, товарищи из райкома его знают…
— И мы знаем! — с доброжелательной гримасой кивает единственная во всей компании дама. — В кино иногда выбираемся… Очень приятно видеть вас, так сказать, живьем!..
— Анна Кузьминична из горкома, — продолжает конферировать директор. — А это Юрий Михайлович… Это наш покровитель… Наш куратор… Наш, так сказать…
Тот, кого назвали Юрием Михайловичем и в ком Андрей Иванович тотчас же угадал главного, демократично останавливает директора движением руки — это, мол, суета, дело, мол, не в титулах, есть проблемы поважнее…
— Извините, что я в таком виде! — запоздало спохватывается Андрей Иванович. — У нас ежедневные репетиции… Мне сказали — срочно, и я не стал переодеваться…
— А что вы, собственно, репетируете? — Юрий Михайлович, не мигая, смотрит на Андрея Ивановича. — Насколько я понимаю, ваш главный режиссер находится в Великобритании?
— Ну, есть же и очередные режиссеры… — поспешно вмешивается директор. — Театр не может не репетировать. Люди потеряют квалификацию…
— Разумеется, без Георгия Петровича трудно. — Андрей Иванович пытается выглядеть раскованным и независимым, но под немигающим взглядом куратора у него это плохо получается. — Однако же мы пытаемся как-то существовать… И ждем его возвращения…
— А вы не ждите, — бесцветным голосом советует Юрий Михайлович. — Он не вернется. К тому же вчера приказом по министерству культуры он освобожден от обязанностей главного режиссера.
Андрей Иванович затравленно глянул на директора, тот смотрел в окно и вытирал шею платком…
Трое райкомовских о чем-то приглушенно переговаривались между собой… Дама из горкома заинтересованно разглядывала афишу… И только Юрий Михайлович так же в упор, не мигая, смотрел на Андрея Ивановича.
— Понятно, — механически кивнул Андрей Иванович, хотя в голове у него шумело, ничего-то ему не было понятно. — И что же теперь будет?..
— Об этом мы еще поговорим. А пока срочно соберите партком на предмет исключения Георгия Петровича из партии. Решение принято наверху, но провести его надо через первичную парторганизацию.