Леонид обязательно умрет
Шрифт:
От ужаса она закричала истошно:
– Отдайте ключ! Отдайте ключ!
Но здесь вторая схватка сдавила ей горло. Кто-то невидимый сострил, что ключ, наверное, от сейфа, где деньги лежат!
– Или от небес! – подхватил второй.
Ее заставили забраться на гинекологическое кресло, ожегшее холодом спину и ягодицы. Потом она коротко почувствовала в себе пальцы врача.
– Четыре сантиметра, – объявил он кому-то.
Что – четыре сантиметра? – пронеслось в мозгу.
Ее сняли с кресла и уложили на широкую кровать.
– А
– Часа через два… Позовем…
Она осталась одна, переживая каждые пятнадцать минут болевые корчи. Между ними она пыталась заговорить с ним. Просила ответить!.. Но он молчал.
Ему было вовсе не до нее.
Он испытывал состояние панического ужаса. Так чувствуют себя рыбы, из аквариума которых слили воду. К тому же материнская плоть почему-то то и дело сжималась, причиняя ему физические страдания. В его сформировавшемся мозгу вспыхивало электрическим разрядом слово – смерть. Он более не думал о переходе одного вида сознания в другое, просто его человеческое тело отчаянно старалось выжить в экстремальных условиях.
Она кричала, чтобы ей помогли. Вместе со своими воплями ей чудились еще десятки чужих, истошных криков. Господи, ад какой-то!.. Потом она вспоминала, что находится в роддоме, и, видимо, кто-то еще в этот неурочный час в чудовищных муках производит на свет плоды любви или случайностей.
Потом появилась какая-то женщина со стертым лицом. Мягко, но вместе с тем твердо наставляла ее дышать, как собачка дышит… И показывала…
– У! У! У! – ротиком.
А здесь опять схватка… Ей просто мозги свело…
– У! У! У!
– Две минуточки, – констатировала акушерка. – Скоро и пойдем!
Он отчаянно боролся. Его физиономию сплющило о закрытые врата, невозможно было открыть глаз, а правая рука загнулась за спину и не ломалась только благодаря своей гуттаперчевости. А ее телеса все сжимались и сжимались, выдавливая разросшийся плод.
– Что же это происходит! – прокричал он ей.
Она не слышала даже его, так как сама орала во все горло.
– Не могу-у-у!!!
– Пойдем, милая…
Ее подняли и повели шаг за шагом. Она то и дело останавливалась, перестаивая уже двадцать пятую схватку, и дышала собачкой быстро-быстро.
– Я умираю! – вопил он. – Слышишь ты!
Она не слышала. Ей нужно было делать свое дело, а не разговоры разговаривать. Дышала, дышала!
Его череп сдавило, словно между двумя прессами. Внезапно она закричала, что хочет в туалет.
– Не хочешь, – сказали ей. – Кажется!..
– Обгажусь вся!
Ее сняли с кресла и дали посидеть на фальшивом унитазе. Она тужилась, а его головку плющило, словно пельмень.
– Ты мною гадить собираешься! – озлился он сквозь боль. – Так вот ты какой. Космос!.. Тва-арь!..
Он напряг все силы и схватился свободной рукою за ее кишки.
Она, вновь усевшаяся в кресло, чуть было не лишилась сознания от боли.
– А
– Никто… Самотеком!
– Вот, недоросли!
Схватки шли одна за другой. Началась активная родовая деятельность.
Она уже не кричала, а сипела облаявшейся до одурения псиной.
Он ненавидел ее! Сконцентрировался, превозмогая боль. Уперся, выгнулся и, закричав безмолвным ртом, перевернулся, словно космонавт при перегрузках в 9G. Он встал в ее животе во весь рост, выругался страшно и потерял сознание.
От внутренних пертурбаций, от удара под сердце она тоже лишилась чувств. Пока ее приводили в себя с помощью нашатыря, ее врата приоткрылись, и из них выскользнула ножка ребеночка.
Это событие привело врача в неописуемый ужас. Он не мог так ошибиться при осмотре! Ему положение плода представлялось совершенно правильным! Он ощущал пальцем головку ребенка отчетливо. Не мог же его палец перепутать голову с пяткой?!.
– Не надо нашатырь! – закричал он. – Каталку! Маску!
Здесь все засуетились. Работали слаженно. На три-четыре переложили бессознанную роженицу на каталку и повезли ее к лифту экстренно, как только было возможно…
А потом операционная.
Она лишь на мгновение пришла в себя, прослушала слово «кесарево» и под общей анестезией отпустила свое сознание в неизведанное плавание…
Так захотел Господь, чтобы ее сознание более не вернулось в роскошное тело. Наркоз был противопоказан Юльке, как цианистый калий всему живому.
Ее реанимировали почти два часа, а она лежала после мук покойная и светлая ликом. Тело ее было вскрыто поперек, и после извлечения младенца из разверзнутой утробы даже легкий парок шел. Кто-то подумал про себя, что картина похожа на успокоившийся вулкан…
Впрочем, Юлька сделала свое дело.
Мальчишка, вытащенный из нее, после определенных манипуляций зажил человеческой жизнью и противу воли своей задышал. Весу в Юлькином сыне случилось без малого шесть кило, а росту малый оказался обыкновенного – пятьдесят сантиметров.
В роддоме недолго находились в шоке. Попривыкли ко всякому за годы. Надо было работать дальше, а в жизни чего только не случается. Вот только врачу, принимавшему роды, предстояло всю жизнь вспоминать эту нежданную смерть.
Тело роженицы отвезли в мертвецкую, а пока оно замерзало, занимались совершенно живым младенцем.
Против обыкновения младенец после извлечения из материнской утробы не заплакал, не опустошил мочевой пузырь, а лишь внимательно смотрел в глаза медсестры, которая нашла такое состояние ребенка ненормальным и шлепнула его пресильно по мягким местам.
Ему было больно, он хотел сказать гадость этой идиотке, но речевой аппарат еще не сформировался под его зрелые мысли, а потому изо рта вышел огромный слюнявый пузырь, который, лопнув, обдал лицо медички мокрым.